Массовые беспорядки в СССР при Хрущеве и Брежневе

импровизированном митинге, помимо Сорокина, принял участие председатель Владимирского облисполкома Сушков, незадолго до событий приехавший в город в командировку. Точный момент выступления Сушкова, к сожалению, по доступным нам источникам установить не удалось. Было ли это до или после выступления Сорокина, не ясно. По словам заведующего отделом административных и торгово-финансовых органов ЦК КПСС по РСФСР Тищенко, Сушков «влез на трибуну, его там освистали, причем с трибуны он этим хулиганствующим элементам обещал пересмотреть состав дружинников, что они плохие, по существу пошел на поводу хулиганов» ³. Таким образом, Сорокин и Сушков, последнего представитель бюро ЦК КПСС по РСФСР обвинил чуть ли не в трусости, попытались, хотя и безуспешно, овладеть инициативой и перевести события в мирное русло).

Однако озлобление толпы уже достигло критической точки. Снежный ком погрома покатился под гору после выступления Сергея Денисова, который забрался на перевернутую машину после того, как солдат обругал председателя горисполкома. Этот 39-летний выходец из нижегородской деревни, работавший канализатором на комбинате «Красный луч», был малограмотен (3 класса образования), имел в прошлом две судимости за малозначительные преступления, был женат и воспитывал двоих детей⁴. В начале событий Денисов находился в камере предварительного заключения - 20 июня он подрался с отцом и братом, за что и получил 15 суток административного ареста. Около 17.00 арестованный услышал шум на улице и хитростью выбрался из КПЗ на Московскую улицу. Там он закричал в толпу: «Бей фашистов, бей гадов! Освобождай арестованных!»⁴⁶⁸. Призыв попал на благоприятную почву: в толпе находились знакомые некоторых задержанных за хулиганство⁴⁶⁹.

РГАСПИ. Ф.17. Оп.91. Д.1498. Л. 3.

По показаниям одного из свидетелей, Денисов заявил, что «в милиции якобы бьют арестованных, бросают их в камеры, а в лагерях вообще убивают». Он сказал, что лично видел, как работники милиции избивали Костикова, что его, Денисова, тоже били в милиции. В подтверждение своих слов он задрал рубашку и показал левый бок со следами побоев. Председатель Муромского горисполкома А. К. Сорокин, встретив Денисова через несколько дней на улице, полюбопытствовал, кто же его все-таки избил. В ответ услышал, что это результат драки с братом⁴⁷⁰.

После выступления Денисова «началось избиение работников милиции, дружинников и других должностных лиц, наводивших порядок»⁴⁷¹. Но Денисов был далеко не единственным оратором на стихийном митинге у здания милиции. Среди выступавших активную роль сыграл 28-летний Степан Мартынов, неграмотный бессарабский цыган, отец которого погиб на фронте в 1943 г., а мать в тот же год умерла с голоду. До 1956 г. Мартынов жил с двоюродной сестрой и кочевал. В 1956 г. перебрался в Муром, осел, женился на женщине с двумя детьми, поступил на кирпичный завод разнорабочим. После этого сменил еще несколько занятий - искал более высокую зарплату, нужно было содержать четырех иждивенцев.

Степан имел личные причины ненавидеть милицию - в 1959 г. его арестовывали за мелкое хулиганство⁴⁷². По рассказу Мартынова, с самого утра в городе только и говорили, что о смерти Костикова. Об этом он слышал сначала на базаре, потом - около собственного дома, куда вышел покурить и разговорился с женщинами, наконец, по дороге в кинотеатр. На выпившего Мартынова сильное впечатление произвели выкрики Денисова, напомнившие о личных обидах. В итоге Степан тоже полез на трибуну призывать к погрому⁴⁷³.

Митинг продолжался уже на фоне погрома, как бы поддерживая на определенном уровне и накал страстей и моральную легитимность бунтовщиков. «Ораторы» выкрикивали призывы и сами претворяли их в жизнь. Среди выступавших оказался и жестянщик Максим Усов, 48летний отец семейства (трое детей, младшему 16, старшему 26 лет), деревенский, с четырьмя классами образования, неоднократно «обиженный» милицией - задерживали за появление на улице в пьяном виде и мелкое хулиганство⁴⁷⁴. 30 июня Усов был пьян. По показаниям одних свидетелей, он кричал: «Бейте милицию! Она нас обижает и бьет, а чего вы смотрите! Бейте, громите больше». Другие слышали: «Давай жги, громи! Нечего жалеть! Пусть горит!»⁴⁷⁵.

Крики неслись не только с импровизированной трибуны, но и из окружавшей ее толпы. Лукин, один из осужденных по муромскому делу, призывал: «Бить надо милицию, громить их», сопровождая все это пьяной матерной бранью. Когда же один из свидетелей обратился к Лукину со словами: «Что ты кричишь, к чему призываешь народ?», - то в ответ услышал: «А ты что, тоже имеешь красную книжечку (партийный билет члена КПСС. - В. К.), и тебя надо вместе с ними, гад»⁴⁷⁶. Столь же агрессивно реагировала толпа и на все другие призывы образумиться и успокоиться. Свидетелю Чекалову, например, за подобные слова кто-то из пьяных хулиганов до крови разбил лоб⁴⁷⁷.