Массовые беспорядки в СССР при Хрущеве и Брежневе

Между 18.00 и 19.00 «активисты» из толпы ворвались в здание городского отдела милиции и аппарата уполномоченного КГБ. Мебель разбили (рубили топором), на улицу выбросили сейф с секретными «кэгэбешными» документами, часть милицейских бумаг была уничтожена. Загорелась милицейская машина. Несколько сотрудников милиции были избиты. С них пытались сорвать милицейскую форму, силой вытаскивали на улицу на «суд народа». Защищаясь, они стреляли в нападавших, один из которых был ранен. Толпа взломала кирпичную стену КПЗ и освободила часть заключенных. Значительное количество боевых патронов было похищено. Все это сопровождалось выкриками: бей гадов, фашистов, они не народ и т.п. После выстрелов и появления раненого раздраженные погромщики закричали о том, что «убивают народ». Они попытались втянуть в беспорядки столпившихся у здания зевак. Пожарным, приехавшим к месту событий, не давали работать, перекрывали рукава для подачи воды.

Большинство активных погромщиков появились на месте событий именно для того, чтобы участвовать в беспорядках, и имели, как уже говорилось выше, личные причины ненавидеть милицию. В то же время все они находились под растормаживающим воздействием алкоголя и в определенном смысле не только и не столько создавали своими выкриками и действиями специфическую атмосферу погрома, «тянули» его за собой, были его организаторами, но сколько несли в себе «инстинкт толпы», придававший спонтанным действиям видимость целенаправленности и логики. Некоторые впоследствии плохо помнили свои поступки. «Я не могу до сих пор понять, что меня толкнуло... « ¹, - в этом высказывании одного из осужденных было, по всей вероятности, больше правды, чем лукавства.

Глубокое чувство обиды на власть, усугубленное действием алкоголя, превращалось в коллективный психоз, перекрывало сдерживающее воздействие страха перед наказанием. Праведность же поступка освящалась идеей возмездия за «невинно убиенного», что всегда придает погрому некий «высший смысл». Вряд ли кому либо из «активистов» приходило в голову, что, растворившись в анонимной обезличенности толпы, они совершают что-либо более серьезное, чем привычное для них лихое хулиганство. Как только мысль об этом доходила до их сознания, они «выключались» из погрома и исчезали с места событий.

Алексей Поликарпов, одним из первых ворвавшийся в помещение горотдела милиции, где «применял физическое насилие к работникам

милиции, пытаясь силой вытащить их на улицу для расправы»¹, так описывал свое участие в беспорядках в жалобе Генеральному Прокурору СССР от 3 августа 1962 г.: «К зданию я подошел, было немного минут седьмого вечера. Я был выпивши, всему поверил, и глупо поступил, полез не в свое дело вслед за другими, вошел наверх и стал сотрудникам доказывать, как могли допустить до того шума. Наверху я услышал выстрелы, стреляли внизу в дежурном отделении, после выстрелов послышались крики: «Убийцы, за что стреляете в народ, убили еще одного». Я стал им говорить: «Что вы делаете, бьете людей», и назвал их гадами, «вы не достойны носить эту форму и оружие». Больше я в здании ничего не делал и вышел в дверь... Ударять я никого не ударял, и цель эту не держал в голове, причем напомню, за прожитую свою жизнь ни с кем не дрался... Проходя мимо окна, где сидели указники за мелкое хулиганство.., я сказал им: «Ребята, выходите, здесь убивают». Но подумав: «Не мое дело», - вышел в ворота, которые были открыты, на Московскую улицу... меня увидела мать, сказала: «Здесь с детьми жена», - увидев меня, она подъехала ко мне, спросила меня: «Почему ты не в бане», я ей объяснил, как все получилось, и мы пошли домой, пройдя квартал, я пошел в баню, а она поехала с детьми домой, она была с коляской»².

Важную роль в нападении на милицию сыграл Константин Лукин, 31 года от роду. Детство его пришлось на годы войны. В юности, в возрасте 17 лет, он был осужден за кражу личной собственности. Никакого другого «компромата» следствие не обнаружило. Очевидно, после заключения Лукин, выражаясь языком тех лет, «твердо встал на путь исправления»: устроился на работу, женился, у него родились двое детей. Однако старая обида крепко сидела в памяти. 30 июля Лукин выпил и был возбужден пронесшими слухами об убийстве человека в милиции. Он кричал из толпы: «Бить надо милицию, громить их»³.

1 ГА РФ. Ф.Р-8131. Оп.31. Д.91127. Л.46

2 ГА РФ. Ф.Р-8131. Оп.31. Д.91127. Л.150-150 об.

3 ГА РФ. Ф.Р-8131. Оп.31. Д.91127. Л.17

Вооружившись топором, Константин рубил мебель, выбрасывал на улицу милицейское обмундирование и другие вещи, документы⁴⁷⁸.