В числе подобных умиротворяющих мер, повышавших легитимность власти и доверие к ней народа, особое место занимал поворот к массовому жилищному строительству, начатый во второй половине 1950-х гг. Профилактический эффект этой программы до сих пор не оценен по достоинству. Между тем, угрозы режиму, выраставшие из противоречия между убогостью жизни простых людей и пропагандой «построенного в основном социализма», отчетливо проявились именно в остроте «квартирного вопроса». Трудно дать количественную оценку этого потенциального источника вовлечения в конфликты с властью значительных социальных групп. Но известно, что жалобы по жилищных вопросам стабильно занимали одну из первых строчек в списке проблем, особенно раздражавших горожан. Несколько забегая вперед, приведу откровения руководителя партийной организации Мурома, города, где в 1961 г. вспыхнули массовые беспорядки407
, о конфликтном потенциале «квартирного вопроса»: «Это самый острый вопрос, так как голод в жилье ощутим. Так не коренные жители города Мурома, которые прожили всю жизнь в Муроме, идут на прием, а люди, которые только появились в Муроме, еще не прописались, живут на нелегальном положении, всего работают на заводе 5 месяцев и за глотку хватают, «держимордой» называют председателя городского Совета». В жалобах очередников содержались угрожающие предупреждения и намеки: «Нас тысячи!»408.Местной бюрократии обычно удавалось блокировать идущие снизу сигналы недовольства, а квартирные обиды растворялись в длинном списке мотивов, способных толкнуть людей на участие в беспорядках. Однако в ряде случаев жилищные конфликты приобретали настолько болезненную форму, что информация о них все-таки доходила до партийной верхушки. В декабре 1956 г. МВД СССР информировало ЦК КПСС о самоуправных действиях рабочих строительного треста № 19 Мосстроя и завода № 21 Главмосжелезобетон. В ночь на 18 декабря 20 рабочих семей, всего 131 человек, проживавших в ужасающей тесноте (3-4 семьи теснились в комнатах площадью 28-32 м2
), самовольно заняли квартиры в новом, еще не сданном в эксплуатацию жилом доме. Уговоры представителей райкома КПСС, исполкома, депутатов Моссовета на рабочих не подействовали. Они категорически отказались выполнить постановление прокуратуры о выселении, требовали выдачи ордеров на занятую ими площадь и подключения газа и водопровода. В дом рабочие никого не пускали. Они устроили заслон на лестничной площадке при входе в подъезд - на нижних ступеньках лестницы располагались беременные женщины, за ними - женщины с детьми, потом мужчины. Показательно, что МВД предпочитало в конфликт не вмешиваться, фактически уклонилось от выполнения постановления прокуратуры Калининского района г. Москвы об административном выселении. Ссылаясь на то, что Мосстрой и его общественные организации еще не приняли «все необходимые меры разъяснения по добровольному освобождению незаконно занятых квартир», Министерство внутренних дел «не сочло возможным дать указание о немедленном административном выселении, а рекомендовало руководству УВД гор. Москвы решить этот вопрос с московскими партийными и общественными организациями»1. Столь мягкая реакция властей сама по себе говорит о политическом значении этого, казалось бы, локального конфликта, нежелании ссориться с рабочим классом, а тем более прибегать к демонстративному устрашению и насилию.