Расположение Рая и Уинчелси казалось ему теперь почти неразумным. Он любил рассказывать гостям, как в тринадцатом веке Уинчелси был практически разрушен во время могучего шторма, который поглощал огромные куски берега, пока не стало очевидно, что город обречен. Поэтому его перенесли, а старый город-призрак – ему нравилось употреблять при гостях эту метафору – увядал, словно последний бездетный потомок старинного рода, которому остались только воспоминания да покрытые патиной сокровища, в то время как отпрыски новых семейств-узурпаторов цвели пышным цветом. Но успех от этой новой затеи тоже оказался недолговечным. Когда в борьбу вступают море и суша, продолжал Генри, обычно побеждает море, а суша исчезает. Рай и Уинчелси, то есть новый Уинчелси, собирались стать великими портовыми городами, лелеяли большие планы и честолюбивые мечты. Но затем, с течением веков, суша возобладала, медленно и застенчиво начала образовываться скромная равнина, которая мягко, но эффективно отодвинула море подальше от городов.
Если первый Уинчелси погиб под водой, то второй остался ни с чем. Генри говорил так, словно с этим фактом трудно было смириться. Эта равнина, говорил он, этот чудной приросток к побережью, возникший по чистой прихоти природы, радовал его настолько, словно он сам лично был причастен к его появлению. Все это делало Рай еще более таинственным, создавало у Генри ощущение причастности к его истории. Однажды море подошло к самому порогу, а потом отпрянуло, оставив городу особенный приморский свет, чаек и плоское пастбище – двусмысленный заем, навязанный водой Суссексу и его жителям.
Вот в этот мир, от которого учтиво отрекся океан, и переселился Генри, по-своему мягко и вежливо создавая пространство для плодотворной работы и здорового сна. Теперь у него было такое обширное хозяйство, о котором его родители даже не мечтали. Процветание его маленькой империи было предметом заботы, гордости и тревоги и требовало больших расходов. Из Лондона он перевез чету Смит, служившую ему верой и правдой, – кухарку миссис Смит и ее супруга, исполнявшего обязанности дворецкого. В Рае он нанял горничную Фанни – симпатичную, покладистую и аккуратную, а еще Генри откопал там настоящее сокровище по имени Берджесс Нокс – карликового роста и совсем не симпатичного, однако этот недостаток уравновешивала его пунктуальность и желание угодить. Берджесс был юн, и это была его первая серьезная работа, а значит – он еще не обзавелся неряшливостью или иными дурными привычками. Из него можно было сделать как слугу по дому, так и камердинера, и у него не возникло бы ощущения, будто обязанности первого менее солидны или достойны его внимания, нежели обязанности второго.
Генри побеседовал с матерью мальчика, которая весьма многословно расписала, какой он усердный и опрятный, какая хорошая у него речь и зрелые суждения для мальчика четырнадцати лет и как грустно ей будет с ним расстаться. Когда мальчик наконец был ему предъявлен, разительное несоответствие между его неказистыми лицом и статью и безграничным рвением в глазах сразу же вызвало у Генри теплое чувство по отношению к новому слуге. Впрочем, он не подал виду, просто объяснив матери и сыну, что Берджесс Нокс будет нанят на короткий испытательный срок, чтобы проверить его пригодность, а после можно будет обсудить условия дальнейшего найма, если он подойдет.
Генри наслаждался тем, что в Рае его узнаю́т. Идя по улице, он с удовольствием сердечно и учтиво приветствовал всех знакомых. Его обычно сопровождал его пес Максимилиан или шотландец, который тоже снял квартиру в Рае и сделался завзятым пешеходом и велосипедистом, или те, кто гостил в Лэм-Хаусе. Генри давно грезил о том, чтобы поселиться в английской глубинке и стать частью традиционной английской общины, и теперь он чувствовал, особенно в присутствии гостей-американцев, безмерную гордость тем, что его приняли в Рае, в также своим знанием истории городка, традиций его обитателей и топографии.
Когда гости приезжали поездом, а так было почти всегда, Генри лично встречал их на станции. Его сопровождал Берджесс, умело толкая впереди себя тележку, на которой гостевой багаж доставлялся на холм – в Лэм-Хаус. В таких случаях Генри всякий раз изумлялся, до чего развито у Берджесса социальное чутье. Вплоть до прибытия поезда к перрону он со своей тележкой держался в сторонке. Он никогда не вмешивался, пока Генри и его гость обменивались приветствиями и первыми наблюдениями, зато путем умелых переговоров с проводником поезда выяснял, не отвлекая вопросами гостя мистера Джеймса, какой именно багаж ему принадлежит. Однако он намеренно грузил вещи на тележку на глазах у их владельца. Затем с легкостью катил свою ношу, идя в гору следом за хозяином и его гостем.
Дом был по-своему красив и совершенен, даже для того, кто видел его только снаружи. Однако его тайной был сад – уединенный, укрытый от посторонних глаз, усаженный старомодными растениями и обихоженный с любовью и большим вкусом.