«Идиот! – думал бывший капитан спецназа, спеша к своему полку. – Недоносок, кретин! Из-за своей гордыни посылает на верную смерть стольких ребят! Отличных бойцов. Будем сейчас маршировать под картечью. Времена меняются, но ничего не меняют. И у нас приходилось пренебрегать указаниями генералов, чтобы выполнить их же распоряжения, и здесь… Но сейчас разбираться не будут. Не выполнил приказа – плохой служака. Голову с плеч. Ладно, раз уж на службе, будем выполнять приказ, как всегда».
Битва шла уже три часа. Полк, которым командовал Петр, прикрывал левофланговую батарею. В первый же час наскоро сооруженный редут подвергся атаке пехоты противника. Петр с ужасом наблюдал, как картечь косит вражеских солдат, как ряды вновь смыкаются и продолжают размеренное продвижение вперед… До следующего залпа.
Густые клубы порохового дыма летели над полем, закрывая обзор, и понять, что происходит вокруг, было очень сложно. Откуда-то несся конский топот, откуда-то доносились ружейная пальба и артиллерийская канонада. Рев орудий прикрываемой батареи отнимал последнюю возможность сориентироваться.
Наконец пехоте противника удалось дорваться до редута. Закипела рукопашная.
Поначалу тактика, предложенная капитаном-гвардейцем, сработала прекрасно: пикинерам почти четверть часа удалось держать противника на дистанции; потом строй смешался, и вперед выступили лучшие фехтовальщики с саблями в руках. К сожалению, эстонцы – большей частью крестьяне и торговцы – не могли противостоять обученным воинам.
Вскоре Петр заметил, что сколько-нибудь приличные шансы они имеют, только выходя вдвоем или даже втроем против одного нападающего. Увы, противник обладал численным превосходством и оттеснил эстонцев к орудиям. Потом нападающие оседлали пушки. Батарея замолчала. И все же его полк отступал, редел, но в бегство не ударился никто.
Петр участвовал в бою на батарее. Ни о каком управлении полком речи больше не было. Теперь каждый дрался за себя – и Петр тоже.
Как пригодились уроки фехтования! Сейчас, стоя плечом к плечу со своими солдатами, он рубился с противником фактически на равных. Он был ранен дважды, правда, легко – в ногу и в руку. Стальной шлем, подаренный Макторгом, спас от страшного удара сабли, обрушившегося сверху. Кираса отразила с десяток касательных ударов. Сам он заколол двух противников и еще одного ранил. Но враги наседали, и казалось, что шансов нет.
Когда Петр потерял последнюю надежду и уже окончательно приготовился к смерти, на редут с гиканьем ворвались кавалеристы Дашевского – поняв, что может потерять батарею, фельдмаршал прислал подкрепление. Бой закипел с новой силой. На смену ярости мгновенно пришел боевой задор, и Петр с новыми силами бросился в схватку. Через полчаса противник дрогнул и побежал. Эстонцы во главе с Петром преследовали его – минут десять, пока не попали под залпы русских пищалей, и в беспорядке отступили. От еще больших потерь их опять спасла кавалерия, атаковавшая стрельцов.
Вернувшись на позиции, Петр начал пересчитывать оставшихся в живых и обнаружил, что в строю осталось не более половины. Полк получил небольшую передышку, возможность отнести к лекарям тяжелораненых и перевязать легкие раны. Петр тоже позволил перевязать свои. Но битва еще не закончилась. Над головой рокотали орудия спасенной батареи, забрасывая ядра в глубь позиций противника. Навстречу им летели пули московских стрельцов, и некоторые из них неизбежно находили свои цели.
Петр вгляделся в ряды противника. Не будучи специалистом в военном деле, он, тем не менее, достаточно отчетливо представлял себе, что в годы Второй мировой войны перестрелка на таком расстоянии считалась бы ближнем боем. Здесь же это считалось боем на максимальной дистанции. Что же, времена меняются… Внезапно справа послышался топот копыт, и кавалерия Дашевского снова обрушилась на стрельцов – те развернулись и перенесли огонь на атакующих. Рядом с Петром спрыгнул с коня ординарец и отчеканил:
– Господин фельдмаршал приказал перейти в наступление.
Петр встал, вышел на бруствер и приказал полку строиться. Когда приказание было выполнено, выхватил саблю и скомандовал:
– Марш!
Они снова шли по пространству, где несколько часов назад их атаковала московская пехота. Все поле было усеяно трупами солдат, павших от картечи.
– Господин полковник! – окрикнул ингрийский капрал. – Взгляните: похоже, важную птицу подстрелили.
Петр подошел к трупу, над которым склонился капрал. Тело человека, одетого в дорогой кафтан и до сих пор сжимавшего в руке саблю, было буквально изрешечено картечью. На боку висели золоченые ножны, которые больше уже никогда не пригодятся их обладателю.
– Пожалуй, не ниже полковника, – согласился Петр, всмотрелся в лицо убитого и похолодел.
Перед ним лежал бывший капитан спецназа Вооруженных Сил Российской Федерации Виктор Белых.
«И надо же было пройти спецподготовку, Чечню, заброску в другое измерение на поимку Курбского – и все, чтобы вот так пасть под картечью на поле битвы, которой в нашем мире и быть не должно было», – подумал Петр.