Ответом ему был плеск волн, пару раз что-то стукнуло по дереву, как будто копытом.
А потом раздался смех — раскатистый, громогласный, задорный.
— Вот так-так! Эй, твое высочество, ты же чуть двоюродного дядюшку не угробил. Рыба-то хоть при тебе?
— Я…
— К берегу давай, к берегу, хватит на сегодня болтовни. К лодке я прицепил буек, завтра, как рассветет, вытащим. Вот тогда уж наплаваешься вдосталь.
— …тех, кто на самом деле сможет помочь. Твой отец все-таки собрал вокруг себя достойных людей, согласись. Вот из них — совет или что-нибудь вроде; собственно, он ведь совет и оставил править на то время, пока мы сюда…
— Этого мало, — сказал вдруг принц.
— Что, прости?
— Совет — это хорошо, но нам нужно другое. Если уж выпрыгивать из лодки… — (Ронди скривился.) — Вот что — ты читал «Книгу Стерха»?
— Ну-у-у… проглядел, скажем так.
В лучшем случае — проглядел: Ронди большей частью путался у всех под ногами, стараясь быть незаметным и в то же время не терять из виду Ласточку. У него, видимо, и разговор с ней случился, по крайней мере, накануне вечером Рифмач вызвался помочь ей с водой, а поздней, весь задумчивый и печальный, убрел куда-то вдаль по берегу. Это, в свою очередь, позволило ему оказаться в нужном месте в нужное время; решив, что принц с мастером тонут, Ронди бросился их спасать. Промок до нитки, едва не утопил обоих, безнадежно загубил лучший свой плащ.
Некогда ему было «Книгу» читать.
— А ты прочти. Внимательно, как «Книгу Предчура». И задумайся вот о чем: это ведь только половина правды. Ты хочешь, чтобы о случившемся судили только по ней?
Рифмач потер обгорелую на солнце шею.
— Так, — сказал, — и дальше что? Предлагаешь ее потерять по дороге? Все-таки Стерх старался, писал… проделана большая работа.
— Да ну что ты, довезем в целости и сохранности! Но — помнишь, мастер говорил о законах природы и прочем всяком вздоре? Будто бы к Темени имели шанс доехать лишь те, кому… ну, роли были расписаны, назначены цели. Стерху следовало написать новую «Книгу» и заложить основы очередной традиции. Отцу и мне… — тоже понятно. А ты, Ронди, — зачем здесь, в этой истории, ты? Ну не Ласточку же охмурять.
Рифмач промолчал — то ли обиделся, то ли задумался.
— И к чему клонишь? — спросил наконец.
— К тому, что ты и так знаешь. Людям плевать на то, как все было на самом деле. Напиши свою историю. Пять своих историй — и все разные! И чтобы каждая была правдивей истинной правды! То, что мы совершили здесь, — ничто, Ронди. Если ты все-таки откроешь «Книгу Стерха», увидишь: это не книга, а летопись, скупое перечисление фактов. Половина из тех, кто когда-нибудь возьмет ее в руки, уснет прежде, чем дочитает до конца. — Он посмотрел на Рифмача со странной усмешкой. — На самом деле мы ничего не совершили, Ронди. Вообще ничего. Ты хоть понимаешь, какая тебе выпала уникальная возможность? Предчур всеблагий, да ты ведь не догадываешься даже! Вспомни наш сон, Рифмач!
— Хотел бы я его забыть.
— Устои, Свод небес — все это появилось позже. Мы вынуждены поддерживать их… механически, да, механически, вот верное слово! Весь этот миропорядок, жертвы, мастера дороги, кровь, огонь в чашах — это костыли, Ронди, подпорки. Нам нужна другая традиция. Я уже все придумал. Люди, Рифмач, нам нужны люди! — Он поглядел в небо, прищурившись, как будто пытался увидеть нечто далекое, может, еще и не существующее. — Камень прочнее плоти, но… на самом деле все наоборот. Мы с тобой возьмем лучших из лучших: доблестных, смелых, искренних, — и создадим… я не знаю… гильдию или круг, для начала — хотя бы двенадцать. Чтобы разъехались во все уголки земли, чтобы несли с собой огонь, который хранится вот здесь, в груди. Сердца будут их чашами, кодекс — устоями. И отныне люди будут держать Свод небес, а может, вовсе его отменят, сделают ненужным. Никаких жертв, Ронди, никаких!.. Вот что имел в виду мастер, когда обрушил ту колонну. Вот чему он пытался научить меня в лодке. Сейчас у нас есть шанс, понимаешь? — именно сейчас! И ты… ты напишешь свои поэмы, дружище, — о том, что здесь случилось, но — придумаешь все сам.
Они ехали по дороге, Рифмач слушал, сперва молча, затем стал перебивать и подхватывать на лету фразы, заканчивать их за принца и в какой-то момент вытащил из кошеля на поясе книжечку с карандашом и принялся сразу записывать что-то, бормоча себе под нос, хмыкая, кивая.
«Ну вот, — думал принц, — теперь все складывается как нельзя лучше, самое сложное мы совершили, а с остальным… с остальным справимся. Будет, конечно, непросто: после стольких бед и разочарований убедить людей, но — а что, если как раз это и поможет, им ведь сейчас очень важно во что-то верить. Мы дадим им правду, которая выше истины, ясней и чище, и мы дадим пример, живых людей, а не убогие колонны. Мы… мы, во всяком случае, должны попытаться!»