Мастер дымных колец

Да, она права, я - музейный экспонат, старый пожелтевший фотографический отпечаток. Скоро откроются гостеприимные двери, начнут продавать билеты, будут сидеть пенсионеры и следить, чтобы не дай бог детишки ничего не трогали руками. Вот она, квартира-музей, вот кабинет, вот спальня, жил скромно, много работал, не жалел себя... Вот товарищ Сергеев присутствует на первом испытании скомкователя лживого вакуума, рядом молодые коллеги, обнимаются, целуются - ракета взлетела на двести шестьдесят пять варфоломеевских шагов! А тут на переднем плане серая широкая спина, блестящий околышек генеральской фуражки, бравые усы, за ними выглаженное от сомнений, преданное военному руководству лицо - Сергей Петрович докладывает государственной комиссии. Такой молодой и уже генеральный, - удивляются организованные экскурсионные группы. Над входом в пустую комнату, где когда-то складывались чирвякинские покупки, заглавие: "Товарищ Сергеев отдал свою жизнь за дело освобождения человечества от пут земной тяжести". Внутри выдающийся ученый предстает неординарным человеком. Под стеклом выписка из протокола Энского отделения милиции: "Генеральный конструктор, отдыхая во внеслужебное время в зоопарке, рискуя личной жизнью, спас гражданина В.Караулова". Рядом большой портрет Васи Караулова, основателя и бессменного директора музея, и тут же они вдвоем, намечают новые космические планы. Впрочем, фотомонтаж сделан бестолково. Сергей Петрович смотрит как бы мимо, и как будто даже без особого интереса. А соратник слишком увеличен при впечатывании, от этого оказывается немного выше генерального, и злосчастный дипломат неловко упирается прямо в ягодицу собеседнику. Тут же, в углу, стеклянный ящик, какие ставят в медицинских кабинетах, с личными вещами звездного капитана. Потертый вельветовый костюм с заботливо заштопанным рукавом, на прозрачной полке старая записная книжка и сморщенный, окончательно потерявший осенний блеск печерский каштан. Да, именно так, все будет так. Сергей Петрович еще раз остановился на мысленном изображении стеклянного шкафа. Личные вещи, будто редкие аквариумные рыбы, неподвижно зависли, слегка шевеля розовыми плавниками. Рыбы - это птицы морей, мелькнула бесполезная аналогия. Взгляд его скользнул по записной книжке, по туманному белесому пятну на чешуйчатой поверхности, по обтрепанному, в лохмотьях, обрезу. Стоп. Он резко хлопнул себя по левой стороне груди. Суетливо пошарил вокруг сердца - нет! Порылся в карманах. Только табачная пыль, какая-то мелочь, каштан, и все. Выбежал в коридор, остановился в нерешительности, потом полез в стенной шкаф, вынул походную сумку, разбросал пустяковые вещи - безрезультатно. Бросился на кухню, зашевелил губами, прислушиваясь к своему голосу. Нет, не то. Он закрыл глаза, пытаясь представить правильную комбинацию... Не получилось. А ведь ему нужно восстановить семь цифр, да не просто случайно, а в определенной последовательности. Проклятая дырявая память. Неужели забыл ее там, в далеких космических пространствах, посреди розовых стен и потолков? Растяпа, баламут. Схватил телефонную трубку, полагаясь на память пальцев. Незакрепленные рефлексы рано или поздно рассасываются. Варфоломеев безвольно опустился на стул, обмяк, сгорбился. Умному человеку не бывает плохо. Ему есть о чем приятном думать, мечтать, у него много чего за душой про запас. Умный человек - запасливый человек. Он не жадный, он может все отдать, потерять, но на самый худой конец что-нибудь да прибережет, какую-нибудь вещь или мысль. Что ему последняя рубашка, когда у него в шкафу костюм. Именно, он живет этой последней припрятанной вещью, хотя, может быть, и не помнит о ней каждую минуту, не вспоминает пока до последней самой черты. Знает, чем спастись в последнюю секунду. И не дай бог, если окажется, что за давностью лет его последняя спасительная зацепочка поистрепалась, истерлась или вообще сошла на нет.

Нет, не может быть. Он точно помнит - захватил в последний момент, бессознательно, автоматически. Сергей Петрович резко повернулся, взглянул на подоконник и облегченно вздохнул. Слава богу, слава богу, лихорадочно прошептал и осторожненько, чтобы не вспугнуть, как будто не веря еще своим глазам, потянулся за телефонной книжкой. Стертая чешуйчатая поверхность, обласканная его руками, податливо распахнулась в нужном месте.

Заскрипел столичный код. За ним долгими и короткими промежутками отзвенело семизначное число. Как и в прошлый раз, трубку долго не поднимали. Его это даже немного успокоило, слишком помнил, отчего так может быть. Наконец ответили.

- Алло! Кто это?

- Я.

- Кто я? - недовольно переспросил женский голос.

- Я, - настаивал Сергей Петрович.

- Вы что, издеваетесь? Вы знаете, который час?

Тут Сергей Петрович посмотрел в окно. До восхода оставалось добрых полчаса.

- А сколько времени?

- Вы хотели узнать, сколько сейчас времени? Понятно. Пожалуйста, я вам скажу, который теперь час, и вы оставите меня в покое. Половина четвертого. До свидания.

- Подожди, подожди, - засуетился Варфоломеев. - Это я, Горыныч.