Мастер и Маргарита

чешуйчатым покровам. Но он угасал во мгновение, и храм погружался в темную бездну. Несколько раз он вырастал из нее и опять проваливался, и каждый раз этот провал сопровождался грохотом катастрофы.	flew up out of the pitch darkness. But the fire would instantly go out, and the temple would sink into the dark abyss. Time and again it grew out of it and fell back, and each rime its collapse was accompanied by the thunder of catastrophe.
Другие трепетные мерцания вызывали из бездны противостоящий храму на западном холме дворец Ирода Великого, и страшные безглазые золотые статуи взлетали к черному небу, простирая к нему руки. Но опять прятался небесный огонь, и тяжелые удары грома загоняли золотых идолов во тьму.	Other tremulous glimmers called out of the abyss the palace of Herod the Great, standing opposite the temple on the western hill, and its dread, eyeless golden statues flew up into the black sky, stretching their arms out to it. But again the heavenly fire would hide, and heavy claps of thunder would drive the golden idols into the darkness.
Ливень хлынул неожиданно, и тогда гроза перешла в ураган. В том самом месте, где около полудня, близ мраморной скамьи в саду, беседовали прокуратор и первосвященник, с ударом, похожим на пушечный, как трость переломило кипарис. Вместе с водяной пылью и градом на балкон под колонны несло сорванные розы, листья магнолий, маленькие сучья и песок. Ураган терзал сад.	The downpour burst unexpectedly, and then the storm turned into a hurricane. In the very place where the procurator and the high priest had had their talk around noon, by the marble bench in the garden, with the sound of a cannon shot, a cypress snapped like a reed. Along with the watery spray and hail, broken-off roses, magnolia leaves, small twigs and sand were swept on to the balcony under the columns. The hurricane racked the garden.
В это время под колоннами находился только один человек, и этот человек был прокуратор.	At that time there was only one man under the columns, and that man was the procurator.
Теперь он не сидел в кресле, а лежал на ложе у низкого небольшого стола, уставленного яствами и вином в кувшинах. Другое ложе, пустое, находилось с другой стороны стола. У ног прокуратора простиралась неубранная красная, как бы кровавая, лужа и валялись осколки разбитого кувшина. Слуга, перед грозою накрывавший для прокуратора стол, почему-то растерялся под его взглядом, взволновался от того, что чем-то не угодил, и прокуратор, рассердившись на него, разбил кувшин о мозаичный пол, проговорив:	Now he was not sitting in the chair but lying on a couch by a small, low table set with food and jugs of wine. Another couch, empty, stood on the other side of the table. By the procurator's feet spread an unwiped red puddle, as if of blood, with pieces of a broken jug. The servant who was setting the table for the procurator before the storm became disconcerted for some reason under his gaze, grew alarmed at having displeased him in some way, and the procurator, getting angry with him, smashed the jug on the mosaic floor, saying:
- Почему в лицо не смотришь, когда подаешь? Разве ты что-нибудь украл?	‘Why don't you look me in the face when you serve me? Have you stolen something?'
Черное лицо африканца посерело, в глазах его появился смертельный ужас, он задрожал и едва не разбил и второй кувшин, но гнев прокуратора почему-то улетел так	The African's black face turned grey, mortal fear showed in his eyes, he trembled and almost broke a second jug, but the procurator's wrath flew away as quickly as it had flown in.