Мастер и Маргарита

же быстро, как и прилетел. Африканец кинулся было подбирать осколки и затирать лужу, но прокуратор махнул ему рукою, и раб убежал. А лужа осталась.	The African rushed to remove the pieces and wipe up the puddle, but the procurator waved his hand and the slave ran away. The puddle remained.
Теперь африканец во время урагана притаился возле ниши, где помещалась статуя белой нагой женщины со склоненной головой, боясь показаться не вовремя на глаза и в то же время опасаясь и пропустить момент, когда его может позвать прокуратор.	Now, during the hurricane, the African was hiding near a niche in which stood the statue of a white, naked woman with a drooping head, afraid of appearing before the procurator's eyes at the wrong time, and at the same time fearing to miss the moment when the procurator might call for him.
Лежащий на ложе в грозовом полумраке прокуратор сам наливал себе вино в чашу, пил долгими глотками, по временам притрагивался к хлебу, крошил его, глотал маленькими кусочками, время от времени высасывал устрицы, жевал лимон и пил опять.	Lying on the couch in the storm's twilight, the procurator poured wine into the cup himself, drank it in long draughts, occasionally touched the bread, crumbled it, swallowed small pieces, sucked out an oyster from time to time, chewed a lemon, and drank again.
Если бы не рев воды, если бы не удары грома, которые, казалось, грозили расплющить крышу дворца, если бы не стук града, молотившего по ступеням балкона, можно было бы расслышать, что прокуратор что-то бормочет, разговаривая сам с собой. И если бы нестойкое трепетание небесного огня превратилось бы в постоянный свет, наблюдатель мог бы видеть, что лицо прокуратора с воспаленными последними бессонницами и вином глазами выражает нетерпение, что прокуратор не только глядит на две белые розы, утонувшие в красной луже, но постоянно поворачивает лицо к саду навстречу водяной пыли и песку, что он кого-то ждет, нетерпеливо ждет.	Had it not been for the roaring of the water, had it not been for the thunderclaps that seemed to threaten to lay flat the roof of the palace, had it not been for the rattle of hail hammering on the steps of the balcony, one might have heard that the procurator was muttering something, talking to himself. And if the unsteady glimmering of the heavenly fire had turned into a constant light, an observer would have been able to see that the procurator's face, with eyes inflamed by recent insomnia and wine, showed impatience, that the procurator was not only looking at the two white roses drowned in the red puddle, but constantly turned his face towards the garden, meeting the watery spray and sand, that he was waiting for someone, impatiently waiting.
Прошло некоторое время, и пелена воды перед глазами прокуратора стала редеть. Как ни был яростен ураган, он ослабевал. Сучья больше не трещали и не падали. Удары грома и блистания становились реже. Над Ершалаимом плыло уже не фиолетовое с белой опушкой покрывало, а обыкновенная серая арьергардная туча. Грозу сносило к Мертвому морю.	Time passed, and the veil of water before the procurator's eyes began to thin. Furious as it was, the hurricane was weakening. Branches no longer cracked and fell. The thunderclaps and flashes came less frequently. It was no longer a violet coverlet trimmed with white, but an ordinary, grey rear-guard cloud that floated over Yershalaim. The storm was being swept towards the Dead Sea.
Теперь уж можно было расслышать в отдельности и шум дождя, и шум воды, низвергающейся по желобам и прямо по	Now it was possible to hear separately the noise of the rain and the noise of water rushing along the gutters and also straight down the