Мастер и сыновья

Напрасно Кризас приглашает приятеля хотя бы переночевать у него. Мастер уходит. Хмурится небо, чернеет в западной сторонке, но добровольного изгнанника несет попутный ветер Портной, перекинув через шею скроенную холстину, провожает друга несколько шагов; раскачивает он свой зуб, но… не от веселой жизни. Еще немного, и он сам расплачется. Издавна знает каждый из них шутки друга, заранее их отгадывает, да и могут ли они измениться в такую минуту?

— А может, уже вернешься? Да кого просить, если мне гроб понадобится?

— Затрезвонь в большой колокол можешь о свой пуп — я услышу.

— Все шут ишь!

Некоторое гремя Девейка шагает медленно, и Кризасу еще не верится, что старый шутник всерьез задумал бежать. Вот он издали обходит кузницу, может, чтобы Симас его не заметил, перевешивает котомку с одного плеча на другое.

Вскоре глазам старика открываются поля с ложбинами, пригорками, рощицами. Там, куда ни кинешь взгляд, везде разбросаны домики дальних деревень, пылают в лучах солнца их окошки.

Мастер глубоко вздыхает. Ветер ласково поглаживает белый пушок у него за ушами, а ь котомке посту кивает инструмент, тот самый, который кормил его в молодости, странствовал вместе с ним из прихода в приход. В редком паграмантском доме не сколотил он ларя, сундука для дочки на выданье, а кое-где и гроб смастерил, и покойнику подушку еловыми стружками набил. В этих окрестностях еще стоят пять крестов с вырезанными мастером святыми. Это было сорок с лишним лет назад, когда в краю свирепствовала дизентерия.

Кто знает, может, стал бы Девейка знаменитым резчиком, если бы не угодил в лапы Аготе, если бы не пришлось кормить этих цыплят. Теперь вырезать святых для него больше развлечение, чем промысел. А мастер любит это ремесло, и по сей день трепещет у него сердце, когда возьмет в руки брусок березы или липы. Долго согревает он деревяшку в руках, а пальцы так и чешутся что-нибудь вырезать. Иногда по ночам, во сне, видит людей в диковинных одеяниях, скачущих и едущих, видит пирующих и танцующих. Часто встают в памяти отцовские рассказы про то, как барин рассек саблей голову крепостному. Возникает желание вырезать все это в дереве. Но встает утром, видит неоконченные заказы, слышит всегда те же слова: «Что мы будем есть, ой, во что оденемся», — и рука теряет смелость. Но в глубине Девейкиного сердца живет подлинный мастер, способный из мертвого дерева творить людей, зажечь в них огонь жизни и заставить их двигаться.

Однажды, очень давно, видел он в паграмантском костеле настоящего художника…

Как-то летом, когда Девейка еще был мальчишкой и работал подпаском у старого настоятеля, прибыл в паграмантский храм остробороды [живописец и ваятель, которого звали паном Игнацием. У стен костела плотники сколотили леса, соскребли штукатурку, и пан Игнаций принялся рисовать картины, на которых были святые угодники, град Иерусалим, холмы, похожие на паграмантские, только заросшие кедрами. Девейке так понравилась работа живописца, что, прибежав с поля и спрятавшись в костеле за скамьями, он заодно следил за чародеем. Со временем Девейка сдружился с паном Игнацием, и тот выпросил у ксендза мальчишку себе в подручные. Слепо повинуясь своему начальнику, Девейка забирался под своды храма, подносил живописцу кисти, смешивал краски и видел, как под руками подлинного мастера возникают, будто из тумана, лысая голова святого, коричневое или синее его облачение; как на белом пространстве стены появляются звери-леопарды и драконы; как зацветает чистой лазурью небо и в пустыне пробиваются родники, возникает ступня пророка, а потом вскидывается рука. Девейка глядел на все это, затаив дыхание, трепеща, как бы не исчезли все эти прекрасные видения, открывающиеся его взору. Некоторое время спустя, похитив у учителя немного красок, он стал рисовать такие же картины. Намалевал многих святых, похожих на Игнациевых, измарал стены дома, даже собственную рубашку со штанишками, на которые насажал пташек и лилий, так что этого не мог не заметить художник. Пан Игнаций похвалил мальчугана и потом изредка разрешал покрыть указанное место той или иной краской, обещая увезти его с собой.

Напевая, перекликаясь, работали они в костеле, и сюда, к величайшей радости и гордости Девейки, приходили люди — детвора, старики, крестьяне и местечковые, чтобы поглядеть, как создаются святые угодники, которым они молятся и целуют ноги. Святые уже начали забираться на стены, здесь и там ветер развевал их патриархальные бороды, глядели очи, полные слез, пламенели проткнутые гвоздями икры мучеников..

Девейка мечтал посвятить кисти всю свою жизнь. А когда чуть позже увидел, что пан Игнаций и без красок, только долотами, долбилами и пилой умеет мастерить из дерева таких же апостолов, он был совершенно подавлен всемогуществом человека, способного творить подлинные чудеса.