Читаем Мастер и сыновья полностью

Весна в этом году внезапно взяла верх, быстро пробилась зелень. Потрудившись пару дней, солнце своими клыками выгрызло последний лед, отогрело землю, а к концу той же недели прогремела гроза. Деньки стоят ласковые, погожие, и если пройдешь большаком, увидишь не только самих мастеровых, которые, словно ожившие мухи, жмутся к стенкам на солнцепеке, но и их ребятишек, которые прыгают резвятся стайками, будто мошкара. На заборе сушатся матрасы, проветриваются перины, шубы да полушубки, по задворкам сверкают пятками босые девчата, словно красноногие аисты, и даже столетние старики, которых прежде нигде не было видно, такие незнакомые, давно выпавшие из памяти, всю зиму пролежавшие в темноте, теперь, словно поднявшись с погоста, часами просиживают где-нибудь возле дома, где ветер не задувает, ковыряют посохами землю, поглядывая тусклыми глазами на резвящихся внуков.

Окошко в мастерской Девейки с утра до вечера настежь, и мастер нет-нет да и высунет голову, поглядывая то на одно деревце, то на другое: поселилась ли уже там парочка, уютно ли ей в новой скворешне. Мастер передразнивает певунов, насвистывает сам. Приумолкнет скворец — и говорит ему Девейка: «А ну-ка еще на грошик — дам червячка!» Если скворушка не отзовется, мастер сам засвистит, сам и руками, будто крылышками, помашет. Послушает минутку пташка, посмотрит и, не выдержав, запоет.

Третья изба от Девейки — портного Кризостимаса. У портного тоже окошко растворено. Видит мастер, как сосед у окна расхаживает, выходит во двор, размахивая утюгом, чтоб пожарче раскалились угли, опять возвращается в избу. Всякого заказчика Кризас не торопясь проводит до самой дороги, еще на косогоры поглазеет. Мастер понимает друга: и самому ему охота побродить, с детишками порезвиться, а работы пусть и много, но тает она не так быстро, как вчерашний снег. Дома рядышком, и приятели могут поговорить.

— У меня уже три парочки. Одна — молодожены, — сообщает мастер новости скворешни.

— А как ты узнаешь, ведь у них на рогах шишек нет?

— А по тому, как они хвостом вертят. Старик — он редко хвостом поведет, все грубым голосом «пи-пи», а молодой — эх, как к своей самочке ластится.

Прохожий останавливается и смеется над такой беседой двух друзей, а мастер ему:

— Не бойся, не про твой хвост!..

Вот уже который день над одной из Девейкиных скворешен кружит одинокий скворец: прилетит, посидит, посвистит и снова скроется. Он не так пуглив, как другие: цыкнешь «кыш», в ладошки похлопаешь — все и вспорхнут, а он сидит, юловкой вертит нахохлившись, будто дряхлый ксендз на амвоне. Замечает мастер, что одинокий скворушка — калека, часто садится, пригорюнившись, недалеко от окошка и старчески стонет.

— Чего ты, бедняжка, или самочки у тебя нету? — говорит ему мастер, а скворушка словно понимает его — «чир-чир».

Собираются вечерком на Девейкин двор соседи, возвращаются с работы сыновья, приходит Кризас. Мастер заводит разговор про хромого скворца.

— Видать, вдовец, где-то жену потерял.

— А может, она, непутевая, с другим связалась. Разберешь разве баб — взяла да и бросила калеку, — вставляет свое слово и портной.

— Может, старый холостяк? — гадает Йонас.

— Ничего, вдовец он, холостяк или хромец, — только повертит хвостом, увидишь, какую молоденькую приманит.

— Скажет тоже! — мастерова жена шлепает Кризаса по горбу. — Сам старик, едва на ногах стоит, а молодую хочет с толку сбить.

Еще птичий прилет в самом разгаре, и скворцы с воробьями сражаются за облюбованные домики, только пух летит, а уже всех пернатых, равно как и весь паграмантский люд, удивляет невиданное гнездо на высоком яворе, всего в нескольких шагах от дома портного. Никто и не заметил, когда оно появилось, кто его из досок сколотил. Это словно костел для всех паграмантских скворцов: туда запросто пролезла бы птица с доброго теленка.

— И кто там будет яйца высиживать? — покачивает головой прохожий. — А вот и окошко!

— Это мельница, — утверждает другой. — Кризас с мастером будут рожь пеклевать.

— Ну уж! Крыльев-то нет. Может быть, это начальство приказало. Как я в солдатах служил, у нас таких понаделали, чтобы на позиции глядеть.

— Тогда, может, дядя, турок на нас вскорости пойдет?

— Может быть…

И так целую неделю все, особенно ребятишки, гадают, даже выспрашивают у самого мастера, а тот, хоть и сам к тому руку приложил, только подразнивает любопытных.

— Из земли Волокии летят два аиста — вот такой величины, — расставляет руки мастер. — Всех старых дев из Паграмантиса загребут…

Скоро увидели люди диковинную птицу. Но не на аиста была она похожа, а на того хроменького скворушку, который попискивал у мастера в саду, только во много крат больше. И еще по длинной лестнице, приставленной к дереву, можно было догадаться, что птица не охотница летать.

— Что ты там делаешь? — спрашивают собравшиеся соседи, задрав головы к большой скворешне.

— Воду толку, — отзывается голос.

— Покажись!

Высовывает скворушка клюв из скворешни. Смотрят люди — Кризас.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза
Север и Юг
Север и Юг

Выросшая в зажиточной семье Маргарет вела комфортную жизнь привилегированного класса. Но когда ее отец перевез семью на север, ей пришлось приспосабливаться к жизни в Милтоне — городе, переживающем промышленную революцию.Маргарет ненавидит новых «хозяев жизни», а владелец хлопковой фабрики Джон Торнтон становится для нее настоящим олицетворением зла. Маргарет дает понять этому «вульгарному выскочке», что ему лучше держаться от нее на расстоянии. Джона же неудержимо влечет к Маргарет, да и она со временем чувствует все возрастающую симпатию к нему…Роман официально в России никогда не переводился и не издавался. Этот перевод выполнен переводчиком Валентиной Григорьевой, редакторами Helmi Saari (Елена Первушина) и mieleом и представлен на сайте A'propos… (http://www.apropospage.ru/).

Софья Валерьевна Ролдугина , Элизабет Гаскелл

Драматургия / Проза / Классическая проза / Славянское фэнтези / Зарубежная драматургия