Мастер Игры

В 1955 году Майлс Дэвис, лидер самого знаменитого джаз-квартета того времени, решил пригласить Колтрей- на в свой коллектив. Разумеется, он знал, что этот моло­дой человек занимается на саксофоне часы и дни напро­лет и потому владеет блестящей техникой. Но Дэвис уловил в игре Колтрейна что-то необычное, сумел услы­шать рвущийся наружу новый, неповторимый голос. Он всячески подбадривал Колтрейна, убеждая его смело и без оглядки идти своим путем. Временами Дэвис жалел о своем выборе — музыкант, которого он взял, с трудом вписывался в его команду. У Колтрейна была странная, изломанная, угловатая манера, не похожая на текучий стиль остальных музыкантов. Быстрые пассажи он чере­довал с протяжными звуками, когда подолгу тянул ак­корды, так что создавалось впечатление, будто саксофон звучит одновременно несколькими разными голосами. Никто прежде не достигал подобного эффекта. Окраска звука тоже была совершенно необычной; Колтрейн за­хватывал мундштук каким-то особым способом, очень плотно, и слушателям казалось, что к звуку инструмента примешивается низкий голос самого музыканта. В его игре чувствовались тревога, агрессия, придававшие му­зыке особую напряженность.

Хотя многих это необычное новое звучание отпугивало, некоторые критики находили в нем что-то притягатель­ное, волнующее. Один критик в своем описании игры Колтрейна заметил, что из его саксофона вылетают «пла­сты музыки», как если бы Джон проигрывал одновре­менно множество нот, целые группы, неразделимые в едином потоке, сметающем слушателя. Но, даже обретя признание и известность, Колтрейн не почивал на лав­рах. Он продолжал сомневаться и искать. Все эти годы, не оставляя постоянных упражнений и музыкальных экс­периментов, он искал что-то неуловимое, что едва ли мог передать словами. Он яростно пытался сделать звук своего инструмента уникальным, неповторимым, стре­мился передать через него самую суть своей личности, немедленно выразить все, что чувствует, что бурлит у него внутри, — зачастую это были переживания духов­ные и трансцендентальные, облечь которые в слова вряд ли возможно.

Временами Колтрейна охватывало чувство бессилия от невозможности заставить саксофон звучать, как собст­венный голос.

Возможно, помехой были глубокие зна­ния, которые стесняли и ограничивали музыканта. В 1959 году Колтрейн расстался с Майлсом Дэвисом и ор­ганизовал собственный квартет. Теперь ничто не препят­ствовало ему почти все время экспериментировать и про­бовать, пока он не нашел наконец звук, которого искал.

Его композиция «Гигантские шаги» из первого альбома с тем же названием разрушала все существующие музы­кальные условности. Сложные переходы тональностей, отстоявших друг от друга на терцию, создавали впечат­ление лихорадочных скачков. (Такие переходы тональ­ностей через терцию получили название «замены Кол­трейна», их теперь используют в джазовых импровиза­циях музыканты по всему миру.)

Альбом был принят с оглушительным успехом, многие пьесы из него стали настоящим стандартом джаза, но самого Колтрейна экс­перимент оставил почти равнодушным.

Теперь ему хо­телось вернуться к мелодичной музыке, найти что-то свободное и более выразительное. В поисках он неожи­данно для себя обратился к музыке своего раннего дет­ства — негритянским спиричуэлс. В 1960 году Колтрейн создал невероятно популярный хит, расширенную вер­сию композиции «Мои любимые вещи» из нашумевшего бродвейского мюзикла «Звуки музыки». Он исполнил ее на сопрано-саксофоне в необычном стиле, напоминавшем и о музыкальной культуре Вест-Индии, и о спири­чуэлс, но с характерными «колтрейновскими» измене­ниями гармонии и тональных планов. Это была причуд­ливая смесь экспериментальной и популярной музыки, не похожая ни на что, сделанное до него.

Колтрейн превратился в своего рода алхимика, соверша­ющего почти невозможное путешествие в поисках самой сущности музыки. Он всей душой желал заставить музы­ку глубже и точнее передавать бушующие в нем чувства, с ее помощью установить связь с подсознанием. И он мало-помалу продвигался к своей цели. В балладе «Ала­бама», написанной в 1963 году в ответ на акцию куклукс­клановцев, взорвавших негритянскую церковь в городе Бирмингем, штат Алабама, Колтрейну удалось передать свою боль и смятение. Казалось, это не просто музыка, а настоящее воплощение тоски и безысходности.