Мастер иллюзий

Объявив Джефу о нашей разлуке, я целый вечер строила планы. Для начала я приняла решение выкинуть из головы всю эту кучу ошибочных, хаотических и опасных действий, в которые нас вовлек Джеф, и начать с чистого листа. Точнее, вернуться к исходной точке – сбору информации.

Итак, что у нас есть? Недоступный, живущий по странным законам и возможно опасный домен – Пятно Страха. В Академии не могут выйти на связь с его демиургом и парятся из-за этого со страшной силой.

Судя по тому, что Галушкина оказалась подставной фигурой, они почему-то полагают, что достучаться до неведомого демиурга могу именно я.

Приятно, что в меня верят! Хотя и как-то нервно, что уж там.

Какие у меня возможные источники информации? Первый – Лесник, вот уж куда мне совершенно не хотелось лезть, так к нему в лес. Мужик был действительно страшноватый. Я прекрасно запомнила его предупреждение, и что-то подсказывало мне, что шутить он не будет, и даже заступничество его дочери ничего не даст. Но обстоятельства могли перемениться.

«Пусть сначала объявится Галушкина, – решила я. – Не вечно же ей сидеть в домашнем заточении? Наверняка ей будет, что мне сказать…»

Вторым перспективным источником, безусловно, была сама Академия Художеств. Если они дают такое задание, то по определению должны знать о нем больше, чем я. Учитывая, какими ничтожными порциями Джеф выдавал информацию (не говоря уж о двух провокационных попытках проникновения в домен, которые больше напоминали покушение на убийство), они определенно многое от меня скрывают. А возможно, и не только от меня – неужели Антонина меня бы не предупредила? Однако, вот в чем вопрос – захотят ли со мной этими сведениями делиться?

Проблема состояла в том, что после сегодняшней ссоры с Джефом личных контактов в Академии у меня не осталось. И знакомых преподавателей там не было. Хотя…

«Костик Малевич! – вспомнила я после долгих раздумий. – У него и папа, и мама – преподаватели в Академии!»

Зацепка была совсем слабенькая, но лучше, чем ничего.

Телефона Костика я не знала, но, обзвонив человек пять, по цепочке удалось его найти. Я набрала телефон Малевичей, молясь, чтобы Костя еще не уехал на каникулы.

Мне повезло – Костик оказался дома. Через несколько секунд я услышала его голос.

– Геля? О, здорово!

Моему звонку он особо не удивился.

– Как дела?

– Нормально. Хорошо повеселились на выпускном? Надеюсь, я его не испортил?

«Раньше надо было думать», – подумала я, и сказала:

– Конечно нет. Кроме твоего выступления перед Погодиным, там вообще ничего интересного не было.

В трубке раздался довольный смешок. Сразу видно, Костик в этом даже не сомневался.

– У тебя не было проблем с Погодиным? – спросила я.

– Не-а. Он с тех пор не проявлялся.

– А у родителей?

– Нет. Геля, ты хотела что-то спросить? Или сообщить, что прониклась моими словами и поняла, что Чистое Творчество – зло?

– Да ничем я не прониклась, – с досадой сказала я. – Чистое Творчество – благословенный дар человечеству.

– Ха! Это мы еще поспорим! Ну что там у тебя?

Тогда я без особых подробностей быстро рассказала Костику историю с Пятном Страха, начиная от Джефа и заканчивая им же.

– Ну, что скажешь?

– Клево!

– И все?

Признаться, я ожидала чего-то в духе: «Я же говорил, что от Чистого Творчества – одни неприятности», но вместо этого Костик помолчал, а потом сказал загадочным тоном:

– Геля, я завтра до трех часов дома. Если хочешь, приезжай ко мне. Поговорим об этом самом Пятне Страха.

– А по телефону нельзя?

– Нет. Хочу тебе кое-кто показать.

Костик жил возле самой Академии, в старинном господском доме. Роскошное место, самый центр города – это вам не спальный район Комендань. Стоишь на небольшой уютной площади, украшенной абстрактной мраморной скульптурой. За спиной – Фонтанка. За Фонтанкой – Летний сад. На другом берегу – Михайловский замок. Справа какая-то церковь, яркой раскраской, голландским духом и минимализмом навевающая мысли об эпохе Петра Первого. Вокруг умопомрачительно чисто, будто в какой-нибудь Швейцарии.

Но попадаешь в дом, и картина меняется. За свежевыкрашенным фасадом – сумрачная, пропахшая пыльной сыростью парадная, хранящая следы былого величия и вековой заброшенности. Наверно, в позапрошлом веке в этом доме жили какие-нибудь князья. А следующие лет сто – пролетарии, пролетарии… Кованые перила, мраморные ступени, лепнина на потолке. И кривые облезлые двери, пробитые в неожиданных местах.

– Тут же до сих пор в основном коммуналки, – объяснял мне Костик, пока мы сидели у него на кухне и пили чай. – Когда большевики делили дом для простого народа, везде перепланировку делали, ставили перегородки, двери прорубали…

– М-да. Интересное представление о перепланировке. Сейчас, наоборот, норовят перегородки поломать и сделать «студию»…

– Ага. Вот мы здесь ждем не дождемся, когда в нашей парадной какой-нибудь богатей расселит коммуналку. В соседней парадной один такой поселился, так там теперь от его квартиры до самого низа все коврами выложено, дверь с домофоном, пальмы на площадках…