— Я человек старомодных традиций, — осторожно начал Михаил Александрович, — будет гораздо удобней, если вы отправите фотографию по электронной почте, она указан в моей визитке.
Глава 10
Я повесил трубку, пообещав профессору, что так и поступлю, взвешивая в уме, как далеко зашел этот мир: электронная почта и старомодных взглядов. И в этот момент телефон в моей руке неожиданно зазвонил. Почувствовав в пальцах виброзвонок, прежде чем мои уши уловили мелодию, я едва не выронил дорогой аппарат.
— Слушаю, Михаил Александрович, — ответил я в трубку, уверенный, что мне перезванивает профессор Семенихин, но в трубке говорил всего лишь Вадим.
— Сергей Петрович, я нашел этих девочек!
И снова это — по имени, отчеству, — значит Соколов напал на след.
— Где ты, Вадик, я уже выезжаю? — я рывком поднялся на ноги, ища на стуле свою куртку и не обнаружив ее там, полез в шкаф, где без собой надобности пылился служебный китель с погонами, используемый только для визитов «на верх».
— В клинической больнице, записывай адрес, Чугунная сорок шесть.
Через полчаса я уже был на месте, выскакивая в рубашке под моросящий дождь. Соколов встретил меня в вестибюле и показывая охраннику одно удостоверение на нас двоих, проводил меня в сторону лифта.
— Дарья на верху, беседует с мамой, — на ходу пояснил Вадим.
— А что случилось, почему и как она в больницу попала? — этот вопрос преследовал меня на всем протяжении пути от Пушкинской до Чугунной.
— Ее подруга избила, — понизив голос, отвечает Вадим.
Вот те раз, хотя я и предполагал нечто подобное, но упорно отгонял эту мысль от себя. Ладно, все вопросы я приберегу на потом, чтобы лично задать их девушке-подростку.
— А состояние как? С ней беседовать можно? — на всякий случай уточняю я.
— Ну… — начинает мяться Соколов, ему всегда неловко отвечать на подобные вопросы, даже, когда речь идет не о нем, — врачи диагностировали у нее сотрясёте мозга и челюстно-лицевой перелом. Лицо испорчено, — добавляет он нехотя, — но в целом жить будет.
Лифт остановился с мелодичным звоном, я почувствовал в ногах легкий толчок, после чего двери лифта дрогнули и разъехались, открывая нам ярко-освещенное пространство длинного коридора, по которому суетилось множество людей.
Толкая перед собой гремящий столик на колесах, мимо нас проследовала молодая девушка-санитарка и сердито поцокала языком, стреляя глазами на одежду Вадима, — куртку сними, — посоветовал я ему.
Мы шли по коридору, на ходу уклоняясь от идущих напролом врачей и стараясь не попадаться под ноги больным, большинство из которых двигались с таким видом, как будто наступил последний и решительный час.
— Сюда, — Соколов дернул меня за руку, ныряя в боковой коридор. Мать пострадавшей я заметил сразу — высокая женщина с сединой в волосах. По щекам женщины катились слезы, оставляя неровные, серые следы. Рядом с ней сидела Романова и, как умела, утешала е.
— Капитан Федотов, из уголовного розыска, — вытянувшись перед гражданкой по стойке смирно, за неимением служебного удостоверения, опережая Соколова представился я.
— Здравствуйте, — тихим голосом ответила женщина, промокая рукавом потекшую тушь.
— Вы уже в курсе того, что случилось сегодня утром на станции Купчино? — не став ходить рядом с делом, поинтересовался я.
Женщина кивнула и снова заплакала, видимо, переживая за свою дочь.
— Ээээ… мммм…, — я замялся, ругая свою рассеянность, которую за собой раньше не замечал — забыл спросить, пока ехали в лифте, имя пострадавшей, — ваша дочь могла что-то видеть и обладает информацией, которая нам сейчас очень нужна. Вы позволите мне с ней немного побеседовать? Уверяю вас, это не займет много времени и не причинит ни малейшего ущерба ее здоровью, я понимаю, что ей сейчас не легко и не стану спрашивать лишнего, — видя, что женщина колеблется, сразу добавляю я.
— Хорошо, — выдыхает женщина.
В палату заходим сразу втроем, Романова и Соколов в таких беседах просто необходимы, особенно Дарья. Я умею задавать вопросы, умею добиваться ответов на них, замечаю кто и когда соврал, но Дарья обладает особой проницательностью. Помимо всего прочего, она еще и отличный психолог, доложу вам я.
Девушка сидит на застеленной койке, спрятав ноги под одеялом, из-под которого виднеются чистые белые носки, на левом носке замечаю смешную мордочку котика, — осторожно, она еще подросток, — напоминаю себе. Лицо юной девы, опухшее от слез, очень напоминает лицо ее матери — те же волевые скулы и карие глаза, с легким зеленоватым оттенком. Лоб забинтован, под бинтами проступают марлевые тампоны, отчего ее голова кажется непомерно большой и раздутой. На носу ссадина, под глазами круги, еще одна ссадина на щеке, глубокая и большая, в уголках губ запекшаяся кровь, — да ей, наверное, здорово досталось. Красивая девочка, во всяком случае раньше, — с долей грусти, подмечаю за ней.
— Ну, что, Маринка, красоту ничем не испортишь? — весело говорит Дарья.