Мастер оружейных дел

Вскоре пришел к выводу, что дело не в поцелуе как таковом, а во всей этой ситуации и моем нынешнем положении. Стою посреди улицы, грязный как последний оборванец, не имея ни малейшего представления, в какой стороне находится снятое мной жилье. Более того, стою в одной рубашке, без денег, документов и ключа от комнаты, оставшихся в лавке у Нойшарэ. Спасибо хоть оружие при мне! И при этом не могу думать о чем-то, кроме теплых девичьих губ и того, что она ответила на поцелуй.

А еще ведь совершенно непонятно, как мне забирать свои вещи. Потому что после сегодняшнего порыва на порог меня вряд ли пустят, да и выйти на улицу днем я не смогу. Праотец с ними, с рекомендациями целителя, но без шубы я в самом деле завалюсь с повторным ударом где-нибудь посреди дороги!

В итоге, отмахнувшись от лишних мыслей и подобрав шлем оружейницы, начал решать проблемы по всем законам военного дела, отделяя друг от друга и методично выбивая по одной. Начал, понятное дело, с поиска трактира: слишком я устал, чтобы браться за другие вопросы.

Нойшарэ Л’Оттар

Этот проклятый северянин опять все испортил.

Увлеченная работой и отчасти расследованием Тагреная, вдохновленная молчанием и отсутствием Таллия в моей жизни, я подумала уже, что проблема разрешилась сама собой. Скажем, он присмотрелся повнимательней и понял, что я — совсем не героиня его романа, и отношения у нас могут быть только профессиональные.

Рано расслабилась. Бдительность он, что ли, усыплял?!

Поцелуй застал меня врасплох и полностью выбил из колеи, а эта отрыжка Белого заняла все мысли… Впрочем, кого я пытаюсь обмануть? Спокойствие мое пошатнулось раньше, когда белобрысый только раздевался в лавке перед боем.

Я видела много сильных мужчин. Даже прекрасно помнила собственную реакцию на Грая, когда его целовала и перевязывала. Ужастик очень хорош собой, особенно — полуобнаженный, он привлекал внимание своими широкими плечами и скульптурно вылепленной мускулатурой. Но Тагренай будил любопытство, желание пощупать и осмотреть внимательнее — как хороший необычный клинок.

А вот ощущений и желаний, которые вызывал во мне северянин, я не понимала. Он не просто интересовал, он буквально зачаровывал. Да, воины, которых я видела, были хороши, возможно — лучше него, но он слишком от них отличался.

Плавные движения приковывали взгляд. Лар, остальные Пограничные — они двигались скупо, коротко, точно и тоже по-своему красиво, но — не так. Таллий отличался мягкостью и пластикой кота, причем не большого тяжелого хищника Северных гор, а матерого соседского кота-крысолова: легкого, удивительно ловкого и быстрого.

Белая рубашка, контрастно-яркая на фоне серебристой кожи, мягкими складками обрисовывала линию плеч и будто льнула к мужчине, вызывая неуместную, неожиданную зависть и даже почти ревность. Хотелось не просто дотронуться, но прижаться обеими ладонями, всем телом. Вдохнуть, кожей впитать запах его кожи — неуловимый, едва ощутимый, тот, который прятался за запахом чистой одежды. Хотелось чего-то неясного, незнакомого прежде, и от этого желания внутри, за диафрагмой, будто ворочался небольшой теплый лохматый щекочущий шарик.

Потом был бой, и увиденное едва не стоило мне жизни. Я прежде слышала легенды про гибкие мечи-хлысты северян, но никогда не воспринимала их всерьез. Полноте, разве можно таким сражаться? Это же неудобно, и скорее можно покалечить себя, чем одолеть врага!

Как оказалось, не просто — можно, реальность превосходила любые легенды. Я смутно представляла, сколько нужно тренироваться, чтобы добиться такого эффекта; да, впрочем, в тот момент я об этом не думала. Я вообще ни о чем в тот момент не могла думать, даже о том, что подобная беспечность недопустима и обычно заканчивается смертью в когтях противника. Даже привычная боевая ярость попросту не пришла, вытесненная совсем другими впечатлениями. Я почти не думала сейчас о Серых, только любовалась удивительной техникой, старалась ловить взглядом каждое движение, каждый взмах и поворот. Высокий, крепкий и, наверное, достаточно тяжелый мужчина двигался с легкостью порыва ветра, смазываясь в единый серебристый вихрь, жалящий врагов короткими молниями ударов.

Не представляю, как у него получалось неизменно поддерживать заданный темп, но остановился Таллий только тогда, когда бой кончился. Остановился, обвел окружающих диким пустым взглядом — и рухнул. Сначала на колени, а потом медленно и тяжело завалился на бок. К нему тут же бросились несколько человек, чтобы оказать помощь: своими талантами чужак впечатлил не только меня, но вызвал ясно читаемое уважение в глазах Пограничных.

По залитой кровью рубахе и штанам в сумерках сложно было понять, кому эта кровь принадлежала изначально, Серым или самому северянину, поэтому на несколько мгновений стало жутковато и зябко от мысли, что мужчина может вот так умереть. Но тут подоспел целитель и выяснилось, что проблема не во внешних повреждениях, а в собственной физиологии северян.