Мастер побега

Впрочем, особенного разговора на сей раз не вышло. К Тари явились соседи. У их девочки случился жар. Знахарка заговаривала хворь, заговаривала, да так и не справилась, пришлось нести дочь к лекарке, авось та поможет… Оставили ей в уплату несколько душистых луковиц Потом Тари побежала принимать у кого-то роды и вернулась за полночь. Рэм, проснувшись от шума в прихожей, почуял морозное дыхание улицы, услышал деловитый топоток каблуков, а когда Тари приблизилась, ноздри его вздрогнули от успокоительного запаха. Что за запах? И почему он – успокоительный? Кстати, надо бы спросить, куда она положила выпуск «Путешественника и первооткрывателя», где рассказывалось про дом Мемо Чарану…

С этими мыслями Рэм опять погрузился в темную воду сновидений.

С утра ее опять не было. Рэм облачился в форму, снятую с мертвеца, отыскал свое офицерское имущество и отложил бинокль в приятно пахнущем футляре. Поглядел тут и там – нет ли номера со статьей про дом Мемо Чарану? Нет, куда-то спрятался.

Ему до смерти хотелось поговорить с Тари. И он места себе не находил, покуда она не вернулась от колодца с двумя ведерками воды.

– Хорошо, что ты встал и привел себя в порядок. Сейчас будем завтракать.

Могла бы сказать: «Обедать». Или «ужинать». Все равно! Давно отошла в мир иной такая роскошь, как трехразовое питание. Осталась «главная еда» и, если тебе несказанно повезло, к ней прилагалась «маленькая еда»: немного хлеба с кипятком Зато хозяйка вольна была расположить «главную еду» в утренних часах или сберечь ее до вечера. Поистине императорская роскошь – иметь такой выбор.

Когда они сели за стол, Рэм протянул Тари бинокль.

– Ты потратила на меня уйму своей пищи. Я ведь понимаю, как тебе трудно с продуктами… Возьми, поменяешь на хлеб. Дал бы что-нибудь более ценное, но у меня ничего нет.

Она подняла правую бровь, мол, удивлена Взяла бинокль, повертела и сказала:

– Не знаю, пригодится ли он кому-нибудь…

Попыталась вернуть его хозяину. Но Рэм загородился рукой:

– Уверен, на черном рынке возьмут все. Вопрос только в том, сколько за него дадут.

Тогда Тари вздохнула, как перед тяжелой работой, и поставила бинокль на середину стола Выходило: не могу вернуть, но и не принимаю. Затем она произнесла, глядя на Рэма с неприятной твердостью:

– Нам следует потолковать. Прояснить кое-что, комиссар.

– Да… разумеется… поговорим… – запинаясь, ответил Рэм и подумал: «Хорошее кончилось».

– Ты все хочешь, чтобы мы с тобой разговаривали по-человечески. Как равные. Чтобы у нас какие-то отношения завелись, как у нормальных людей. Верно?

– Верно… – обреченно подтвердил Рэм.

– Ты хочешь, а я – нет. Не надо обманывать себя и меня.

У Рэма появилось странное ощущение: температура в комнате как будто упала градусов на пять, если не больше.

– Ты – выше, я – ниже. Твоя шатия не считает нас за людей. Мы – источник еды, одежды, полезных услуг. Вы – хозяева, которым предназначена одна роль – брать, ничего не давая взамен.

Он попытался защититься:

– Мы… охраняем вас… От горцев, от Монархического корпуса…

– Блестяще! Пришли бы они, так тоже охраняли бы нас. От революционной Повстанческой армии. И неизвестно, кто охранял бы лучше, а грабил меньше!

Кажется, его реплика лишь разозлила женщину.

Однако Рэм попытался оправдаться еще раз. Ему хотелось внушить ей мысль о пользе, о какой-нибудь, хоть самой простой и незамысловатой пользе новой власти:

– Мы установили порядок… Без нас бы тут властвовали банды разбойников и мародеров.

– Забыл добавить: и дезертиров. Прекрасно! Удивительно! Блестяще! – на мгновение ему показалось, что вокруг головы Тари появилось какое-то яростное свечение, огненная дымка – Мы тут толковали насчет порядка с соседями. И не знаем, видишь ты, какой порядок нам дешевле встанет! Может, твой, с кровью и обдираловом, а может, бандитский – на тех голубчиков нам самообороны хватит! Как-нибудь справились бы!

– Ты собираешься лично выйти в пехотную цепь с дробовиком? – закипая, осведомился Рэм.

– Если потребуется – не побрезгую! Я тут не хуже любого мужика управляюсь! И честно живу, всякий в округе скажет!

Это была какая-то бессвязица. Бабская ерунда! Словно Рэм обвинил ее в нечестной жизни, в грязи, в непонятных, но ужасных грехах! Ерунда, ерунда!

Но ему все-таки очень не хотелось с нею ссориться. Комната простыла, а ведь совсем недавно тут чувствовалось тепло. И Рэм очень хотел обратно в тепло. Он попытался найти у себя в голове что-нибудь примиряющее:

– Тари, разве я в чем-то обвинял?

– Еще бы ты обвинил!

– Тари, просто у местных жителей нет такого варианта, чтобы их оставили в покое и всякая власть ушла, кроме их собственной, общинной. Обязательно найдется кто-нибудь…

– Вы нашлись! Вы хуже любых бандитов!

– А мне кажется, мы далеко не самый плохой вариант…

Она картинно рассмеялась Рэму в лицо.

– Тари…

– Не смей называть меня по имени! – жутко закричала она. – Не смей! Не смей! Не смей!

Он замолчал.

– Я не желаю грязниться тобой! Что, тепленького захотелось? А? У медсестрички под боком? А? Сволочь! Я честно живу! Я одна! Я всегда буду теперь одна! Ясно тебе? Мерзота! Повстанец нестоячий!