Мастер серийного самосочинения Андрей Белый

Вернемся к анализу книг Белого Ходасевичем. Он, как уже отмечалось, писал, что в «Котике Летаеве», «Преступлении Николая Летаева», «Петербурге», «Московском чудаке» и «Москве под ударом» воспроизводится одна и та же «конфигурация человеческих отношений». В основе всякий раз, по словам Ходасевича, «то чувство гадливости, которое у Николая Аполлоновича сочеталось с “родственным” чувством». Фрейдистский конфликт сына с отцом неизменно воспроизводится у Белого и, по мнению Ходасевича, может быть прочитан как «физиологическая основа» упомянутых текстов. «Он восстает на наследодателя. В этом, и только в этом, заключается истинная мотивировка преступления, совершаемого Николаем Аблеуховым», – полагает Ходасевич и то же относит и к Николаю Летаеву, и к Митеньке Коробкину[687].

Я считаю, что треугольник папочка–мамочка–сын – именно в творчестве Белого – не столько физиологическая (по Фрейду), сколько лингвистическая (по Лакану) основа[688]. Не уверена, что Ходасевич не согласился бы, если бы в его время работы Лакана уже были известны. Работы Фрейда полезны во многих отношениях, применительно к Котику тоже, но в данном случае Лакан, как представляется, тоньше и точнее. Выше, в главе 2 (об отце и сыне), в анализе Котика широко используется теория Фрейда, здесь – Лакана. Это объясняется разницей между двумя романами о Котике: он в них не во всем тот же самый мальчик. В «Крещеном китайце» в нем появляется заметный интерес к вопросам пола (возможно, потому что он старше) – это ближе Фрейду.

Лакановский психоанализ в центр человеческой психики и окружающего ее мира поставил слово. В механизме социализации на место реальной фигуры отца встает условная фигура закона («la figure de la loi»), имя отца, – «le nom du père», на место кастрации – «aliénation dans le langage», языковое отчуждение.

Лакан вводит в психоанализ понятия реального порядка («l᾽ordre réel») и символического порядка («l᾽ordre symbolique»), которые имеют непосредственное отношение к формированию личности и человеческого общества. Реальное – время до слова, до-лингвистическое состояние: и человеческого рода, и индивида. Переход человечества, как и человека, из реального порядка (неоформленного хаоса бытия, биологического хаоса младенчества) в порядок символический (понятийно оформленного мира, социализированного поведения) происходит через освоение языка (называние, символизацию действительности).

Б. Финк по этому поводу пишет:

Лакановское реальное не делится на зоны, подразделения <…> реальное есть некоего рода нерасчлененная, недиффиренцированная ткань <…>. Это некая гладкая, без швов поверхность или пространство <…>. Разделение реального на отдельные зоны, различимые черты или контрастирующие структуры есть результат символического порядка, который <…> прорезает гладкий фасад реального, создавая разделы, разрывы и различимые образования и упраздняя реальное, иначе говоря, затягивая или всасывая в символы, его описывающие, а следовательно, его уничтожающие.

Отменяя реальное, символическое создает «реальность», реальность в виде того, что язык называет и тем самым позволяет о названном думать и говорить <…>. Язык делает вещи существующими <…> вещи, у которых не было существования прежде чем их зашифровали, символизировали или облекли в слова[689].