Мастер своего дела

У меня рассекло бровь и зажало ногу между сдвинувшимся креслом и треснувшей торпедой. Настю выкинуло через лобовое — ее ремень безопасности вырвало вместе с болтом и гайкой из плохо подогнанного кузова.

Две минуты спустя около нас приземлился вертолет медслужбы, из которого выскочили врачи, еще через несколько секунд рядом встала вертушка Гавры.

— Иди вместо меня, — горячечно шептала девушка. — В десятку мы точно войдем…

— Как она? — Гавра оттащил самого молодого врача в сторону.

— Может, выживет… — медленно произнес парень.

— Один доедешь? — метнулся ко мне старший пилот, пока Настю заматывали во влажный кокон.

— У меня прав нет, — руки тряслись, из глаз катились слезы.

Гавра презрительно скривил губы и выплюнул:

— Можешь не ехать.

А потом заскочил в вертолет медслужбы, за мгновение до того, как тот начал подниматься вверх.

Я, покачиваясь, подошел к уже стоящему на колесах «Тёркину».

— Вы будете продолжать гонку? — геликоптер журналистов ненамного отстал от Гавры. — У вас есть третий пилот? Что говорят врачи?

— Я буду продолжать гонку, — ответил я и сплюнул кровью. Сгусток попал ровно на штанину оператора — н-да, не быть мне любимцем журналистов, как Гавре.

«Тёркин» легко завелся, короткий рычаг коробки передач я отжал в положение «автомат» и повел машину в сторону Новгорода. Едва отъехав, я был шестым, на финише — девятым. «Тёркина» ощутимо трясло на любой скорости, и каждое мгновение я боялся, что отвалится колесо.

Выходя из машины, я получил прицельно кинутым букетом прямо в рассаженную бровь и, отвернувшись, заметил сочащееся из коробки передач на асфальт масло. Меня снимали журналисты, кто-то что-то спрашивал, а в голове крутилось две мысли: «Что там с Настей?» и «Если это и есть обещанная слава, то ну ее к югу».

— Константин! Константин! — ко мне подбежал организатор. — Вертолет с Настасьей и Сергеем исчез!

* * *

«Тёркин» подпрыгивал каждые несколько метров, гудел и скрипел, но пер вперед, как танк. Я почему-то даже на мгновение не усомнился в том, что с вертолетом не случилось ничего ужасного — присутствие Гавры словно гарантировало, что все будет нормально.

То, что произошло после взлета, я мог только реконструировать — вот Настю подключают к аппаратуре, вот вокруг возятся врачи, а в углу сидит скрюченный Гавра. Затем кто-то из людей в зеленых врачебных халатах разгибается и говорит что-то вроде «бессмысленно, все бессмысленно, повреждения слишком серьезны».

А затем Гавра требует, чтобы геликоптер развернули туда, куда он прикажет. Его пытаются скрутить, он раскидывает всех и садится на место пилота.

Хотя вряд ли — не его стиль. Может, уговорил, может — достал пистолет и пригрозил. Может, просто сказал, что если они не хотят буйного сумасшедшего на борту своего аппарата, то проще всего послушать его и приземлиться, где он скажет, благо, современные городские вертолеты садятся где угодно.

А может, и денег предложил — никто ведь не знает, что сейчас у Гавры на счетах гуляет ветер и живет он в долг. В любом случае я был уверен, что он перехватил управление машиной, вырубил связь и отправился в мой бокс.

Стоящий на дозвоне телефон каждые двадцать секунд приятным женским голосом произносил: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети», а я выжимал из умирающего «Тёркина» последние лошадиные силы.

Табличку «Сервис закрыт» Саныч повесил на дверь вчера утром, когда все ребята отказались работать и разъехались по домам следить за гонкой. Не выходя из машины, я ткнул кнопку телефона, код ушел, ворота открылись — медленно и печально, эти два куска металла давно уже разучились сходиться и расходиться, в нашем круглосуточном сервисе они были распахнуты все время, сколько я помню.

Во дворе стоял вертолет медицинской службы. Пустой. Из бокса с надписью «Кузовной ремонт» доносились ритмичные стуки — видимо, там Гавра запер пилота и медиков. Подождите, ребята, пока не до вас.

Вход в мой бокс, естественно, был закрыт изнутри на защелку. Пришлось по пожарной лестнице забраться на «Кузовной ремонт» и уже оттуда влезть в узкое окошко, которое я, уезжая, оставил для своего филина.

Уже внутри по звуку «Двигуна» я понял — опоздал. Диагност закончил работу минут двадцать назад и теперь отщелкивал время, все тише и тише — эту фишку я придумал после того, как понял, что диагноз может довольно быстро измениться и надо успеть ввести лекарства до этого момента. Сирена или голос, отсчитывающий секунды, — не по мне, а вот постепенно стихающее тиканье — самое то.

Вылез на продольную балку, по ней дополз до стеллажа, тихо спустился, обошел третий и четвертый блоки — за ними стоял Гавра. Взъерошенный, потный, поникший — а перед ним четыре опустошенные тубы и куча пузырьков. Чуть дальше — обнаженная Настя, скомканная, как сломанная кукла.

— Гавра, — почти шепнул я. — Этого нельзя было делать.

Он резко обернулся, выхватывая из-за пояса пистолет.

— Она умирала. У меня не было выбора. Некоторых лекарств у тебя нет, — пролаял он хрипло.

— И слава богу. Откуда пистолет? — На гонку он пришел без оружия, в личном вертолете его тоже быть не могло.