Варе очень ясно запомнились подробности ночи, когда она впервые попробовала свежую человеческую кровь и сырое человеческое мясо. Потом она часто думала: а что если бы она смогла вернуться в прошлое, в то время, когда познакомилась с Жанной Ведьмак? Сумела бы она отказаться от пути, который сама выбрала в жизни?
И что удивительно, Варя каждый раз понимала, что ей нисколечко не стыдно за поступки, которые она совершила. И если бы судьба предоставила ей такую возможность, она без колебания выбрала бы тот же путь – сладкие поцелуи Жанны, опыты в любви и магии и ни с чем не сравнимое удовольствие от парной крови только что убитого человека.
«Может, это аномалия? Может, я просто урод, нравственный выблядок?» – частенько спрашивала себя Варя, пытаясь найти в глубине души хоть какие-то признаки беспокойной совести, но, к удивлению, продолжала чувствовать себя просто отлично.
«Получать удовольствие – это единственная цель жизни человека», – частенько она повторяла вслед за Димой Бзикадзе, главным потрошителем клуба прирожденных убийц.
«Уж он-то явно испытывает оргазм, когда режет очередную девушку», – думала Варя, вспоминая глаза Димы, которые сияли при заклании жертвы особым, поразительно всепроникающим светом.
«У него добрые глаза убийцы», – вспоминала Варя фразу Инны, сказанную ей о Диме, когда та впервые его увидела.
– Такие глаза бывают только у человека, кто видел бога, – сказала она Варе, когда та спросила ее мнение о Бзикадзе.
– И кто же видел бога? – иронично поинтересовалась Варя.
– Только тот, кто видел лицо человека, которого убивает, и свет всего мира в его глазах, когда того оставляет жизнь. Только он может сказать, что заглянул в лицо богу. Это длится мгновенье, невероятно краткий миг. Но он стоит того, чтобы ждать встречи с ним целую вечность. И именно это убийцы забирают у тех, кого убивают, – всего лишь краткое свидание с богом.
– Но мы ведь с тобой в него не верим.
– Да. Но те, кто умирают, не знают об этом. Заметь – даже те, кто изначально отрицали его существование.
7
Последнее время Диму мучили ночные кошмары. Ему являлась Сара Лилит и, шевеля голубыми губами мертвеца, всё время твердила:
«Любимый, почему ты оставил меня? Почему бросил? Вернись ко мне, любимый, я жду тебя, я жду тебя. Где ты? Вернись, вернись, вернись…»
Тело ее покрывали лиловые трупные пятна, изо рта шел сизый дым, а волосы развевались, будто от порывов сильного ветра.
К тому же у Димы обострился хронический геморрой, которым он страдал со времен бесшабашной молодости. Однажды застудил зад, сидя ранней весной на камнях фонтана в сквере Большого театра, где в ту пору любила собираться богемная столичная молодежь, или, как они себя сами именовали, гламурные подонки.
«К чему бы это? – зло размышлял Бзикадзе, сидя в сортире и ощущая при каждом сокращении сфинктера, как из него вместе с калом обильной капелью течет кровь. – К чему вся эта хрень снится? Явно не к добру. Нужно с Рафиком потолковать – он у нас доктор по мозгам, ему видней. Еще и накануне очередной встречи с богом… – Так Дима называл вечер ритуального убийства. – Нужно срочно достать подходящую девку. Но, как назло, никого на примете нет. Единственная надежда – случайно кто сам объявится: на ловца, как известно, и зверь бежит. Эх, найти бы не одну, а целых двух баб, и обеих выпотрошить. Тогда можно с народа в два раза больше денег взять… За, так сказать, эксклюзивный номер».
При мысли о сегодняшнем вечере у Димы от возбуждения запершило горло и перехватило дыхание.
«Эх, не успокоюсь, пока не выпью пива. После вчерашнего во рту будто кошки нагадили».
Подумав еще пару секунд, он приоткрыл ногой дверь туалета и раздраженно крикнул в сумрак коридора, что расходился в разные стороны от проема:
– Ирка, а Ирка, блядь! Иди сюда быстрей, да банку пива захвати!
Подождав секунд десять и не услышав ничего в ответ, он подался как можно дальше всем телом вперед, не слезая с унитаза, и что есть силы еще раз заорал:
– Эй, ты, блядь! Ирка! Кому сказал – ко мне!
В его голосе зазвенела такая злость и змеиная сила, что это подействовало. Сбоку лениво зашаркали, и перед ним в освещенном проеме возникла абсолютно голая рыжеволосая девица с опухшими после сна глазами и следами от складок простыни на левом бедре и плече. Руки безвольно болтались вдоль тела, как плети, в каждой было зажато по банке пива, а груди лениво висели треугольными лоскутками кожи с розовыми пуговками маленьких сосков на костлявом абажуре грудной клетки. Сама девица сутулилась и пошатывалась, выпятив плоский веснушчатый живот с сильно выступающим меховым клочком лобка. Она села на пол и медленно протянула ему пиво. Дождалась, пока он его не вскроет и не начнет жадно пить.
– Ну что, утолил жажду? – полусонным, капризным голосом избалованной мужским вниманием женщины тихо произнесла она и, полуоткрыв глаза, презрительно взглянула на Диму. – Я могу идти снова спать?
– Иди, родная, иди. Только напомни, кто мне сегодня звонил? Слышь, что я тебе говорю, блядь рыжая! Очнись! Звонил кто? Ты же подходила!