Мастер теней (СИ)

   Повисло молчание. Шу пыталась придумать, что же сказать Бертрану. Мальчики выжидали, не решаясь вмешаться - хоть они и не видели взбесившегося эфира, но достаточно хорошо знали и Шу и Эрке, чтобы понимать серьезность ситуации. Сам Ахшеддин тоже напряженно обдумывал нечто - и, судя по режущим глаз вспышкам ауры, результат его размышлений обещал кому-то прийтись не по вкусу. А Балуста ждала. Как голодный волчонок, готовый в любой момент укусить или сбежать, но все равно подбирающийся к вкусному мясу.

   Решать надо было быстро. Ещё несколько минут, и вернется полковник.

   - Ладно. Что сказать Бертрану, придумаем потом. А пока мы... - Шу обвела притихшую компанию взглядом, спрашивая: все ли готовы следовать за ней. Четыре кивка были ей ответом. - Никто не смеет надевать на шера ошейник!

   Тиссек, хозяин цирка

   Левое колесо скрипело, вторя ворчанию Тиссека. По-хорошему, следовало остановиться, но стоило только вспомнить тех двоих, и вожжи сами собой щелкали, подгоняя уставшую конягу.

   - Да чтобы я... да ещё раз! Провались они в Ургаш!

   Узкоглазый Убри внимательно слушал, чем сердил хозяина ещё больше. Рассказывать, как его напугали безусый лейтенант и девчонка, было стыдно и мерзко.

   После представления Тиссек не стал ничего объяснять, просто прикрикнул на всех скопом, чтоб немедленно собирались. А вопросы "почему да зачем" пропустил мимо ушей. Видимо, бездельники еще не пропили последние мозги - догадались, что приставать к нему выйдет себе дороже. Только дочка заикнулась было: "где рыжая, постирать надо". Но, получив сердитое: "продал! Сама стирай, чай, не шера", - отстала.

   Уже стемнело, и дорога среди редкого и низкорослого сосняка казалась серой рекой, перечеркнутой змеями черных теней. Три золотых за пазухой не могли согреть Тиссека и прогнать дурные мысли. Знал ведь, что связываться с лесными духами не стоит. Знал! Но понадеялся, что раз диковинка честно выиграна, невезение не прицепится. Целых три года надеялся, почти поверил!

   Когда дорога исчезла и недоумевающая лошадка остановилась, упершись мордой в колючки, Тиссек понял, что невезение не прошло мимо. Убри, как назло, уснул, а дочки вместе с силачом и акробатами ехали во втором фургоне. Тиссек пихнул хмирца в бок, но тот не пошевелился.

   Поминая для храбрости зуржьих предков до седьмого колена, он вгляделся в темные ветви. Даже протянул руку и пощупал - вдруг морок? Но сосна был настоящей, колючей и ароматной. Деревца обступили фургон со всех сторон.

   - Эй, Убри!

   Окликнув приятеля, Тиссек повернулся к нему и чуть не упал: на месте хмирца сидела лесная тварь, сверкала кошачьими глазищами и скалила клыки.

   - Убри! Где ты, шис тебя багдыр! - заорал Тиссек, вскакивая.

   Ответом был шепот ветвей.

   Тиссек зажмурился в надежде стряхнуть морок, попятился и оступился.

   Его подхватили жесткие руки.

   - Что ж вы так, достопочтенный? Неаккуратно! - раздался над ухом тихий мужской голос. - Так и упасть можно. Запачкаться.

   - Или достопочтенный не боится запачкаться? - вступил детский голос.

   - Достопочтенный ничего не боится, - отозвалась тварь.

   - Достопочтенного не ловили...

   - ...не надевали ошейник...

   - ... не продавали за марку...

   Голоса кружились, свивались в жгуты и жалили - он пытался отмахнуться, хотел бежать, но застывал, не понимая, кто он и где. Его засасывал водоворот образов, воспоминаний...

   Игра в кости - он за столом, пьет вино и хлопает ладонью: мой выигрыш! Оборачивается и встречается с зелеными эльфьими глазами. Мир раздваивается, накатывает тошнота - и он видит себя со стороны, из темного угла. Пьяный хозяин подзывает его, хватает за волосы и толкает к незнакомцу. Слушайся, тварь!

   Тряский фургон. Жара. Вторые сутки без воды: пока не подчинишься, пить не будешь!

   Площадь. Представление. Толпа. Улыбки и смех. Жадный взгляд шарит по телу. Грубые руки, рвущая боль в паху. Улыбайся, тварь! За тебя заплачено.

   Он кричал и умолял - не надо! Но хозяин не слушал. Длинный клоун доставал плетку и обрушивал удары на его спину, смеялся над его слезами, пользовался его телом - раз за разом. Он рвался из рук, что держали его - но не мог убежать от себя. От достопочтенного Тиссека и его похоти. От отчаяния. От боли, страха и унижения. От ненависти к хозяину. К себе.

***

   Через неделю в крепость Сойки из Креветочной бухты вместе с провизией привезли слухи. Первой услышали зловещую историю о лесной нечисти и темном колдовстве рядовые, что помогали выгружать бочонки, мешки и корзины, следом - кухарка. К обеду новость расползлась по всей крепости.

   Днем раньше в село приехал цирк. Но что за цирк! Кони еле плелись, пока не почуяли воду, и чуть не опрокинули один из фургонов, когда мчались к узкой речушке. Артисты шатались от голода. Две девушки с затравленными глазами под руки вывели из фургона высокого трясущегося старика. Едва сердобольный рыбак подошел им помочь, старик страшно заорал и упал на землю, закрывая лицо.

   Потом, когда напившиеся воды и умывшиеся циркачи добрели до таверны, узкоглазый жонглер поведал местным о том, что же случилось с хозяином.