Мастер войны

– Здесь в самом деле темно, или это мне только кажется? – вопрос предназначался Сандре и был задан тихим голосом, едва ли не шепотом. Карл не хотел привлекать внимания гостей, но Гавриель, разумеется, услышал. У герцога Сагера был отличный слух и великолепное зрение, но эту малость Карл, к сожалению, упустил из виду.

«Что еще я упустил из виду?»

Сейчас Гавриель наверняка смотрел на него, размышляя над услышанным. Увы, и этого взгляда искоса Карл видеть не мог. Он просто знал, как смотрит на него старый друг, как знал и то, что тот на него смотрит. Впрочем, Гавриель не зря слыл очень сдержанным человеком. Он промолчал, а на вопрос Карла ответила Сандра:

– Света довольно, ваша светлость, – сказала она, и голос ее предательски дрогнул. Она боялась Карла, бедная, и, возможно, не зря. Любила и боялась. Боялась и любила…

«Любовь…»

«Что такое любовь?» – вопрос был не новый, но ответа Карл так до сих пор и не нашел. Не знал и не узнал, и Тьма бессильна была ему в этом помочь, и слова, записанные в книгах, тоже не содержали ответа. А сам Карл все чаще возвращался мыслью к тем давним временам, когда однажды в порыве страсти подумал, что любовь есть род вдохновения. Возможно, все так и обстояло, потому что Ребекка Яриста его вдохновляла. И неважно, что в конце концов он написал всего один-единственный портрет женщины, мог бы написать дюжину или десять десятков. Важно, что он «писал» ее в своей душе, в своем воображении несчетное число раз. Яриста… Она была такой, какой уже не смогла стать для Карла ни одна другая женщина. Может быть, то, что связывало его с Ребеккой, и есть любовь? Как знать.

«Интересно, а что думала на этот счет сама Ребекка?»

К сожалению, он так никогда и не собрался ее об этом спросить. Просто в голову не пришло. А теперь уже поздно. Ребекка мертва. Умер и Евгений. Ушли практически все, кого он знал тогда, тридцать лет назад. От того великолепного мира, которому Карл и посвятил свою последнюю фреску, остались только он и маршал Гавриель, и больше никого.

– Здесь в самом деле темно, или мне только кажется? – спросил Карл, пытаясь рассмотреть собственную роспись сквозь серую вуаль, висевшую перед глазами.

– Света довольно, ваша светлость, – ответила Сандра.

«Естественно… Но почему тогда я все еще к этому не привык?»

Это было более чем странно. Не то, разумеется, что Карл жил теперь в вечном сумраке. Это-то как раз было понятно. Свет всего лишь цена жизни, – той, что уже трижды не смог прервать яд негоды. Однако то, что Карл к этому так и не привык, каждый раз, как он это обнаруживал, вызывало у него удивление. И раздражение, пожалуй, тоже.

– Хотите вина, Карл? – Гавриель взял с подноса, который держал перед ними слуга, кувшин и наклонил над кубком. Сам.

– Благодарю вас, Гавриель, – Карл следил за темной струей упавшей в кубок, слышал звук льющегося вина, но запаха, который уж верно должен был достичь ноздрей, совершенно не ощущал.

– Это хорошее вино, – нейтральным тоном заметил Гавриель, небрежным жестом отсылая слугу. – Это…

– Я знаю, – Карл раздвинул губы в вежливой улыбке. – Войярское, темное, сорта «Кастор», с плато Нель, урожай прошлого года… Я что-нибудь пропустил?

– Имя винодела, – маршал был невозмутим.

– Риман, я полагаю, – сказал Карл, совершенно определенно знавший, что «делал» вино Симон из Мейри по прозвищу Риман, и поднес кубок к губам. Как он и подозревал, вкуса вино не имело тоже.

«Темное войярское с плато Нель… Как, демоны его побери, оно должно пахнуть?»

Воспоминание пришло мгновенно и оказалось настолько сильным, что душа Карла едва ли не сразу же покинула малую капеллу дворца Ноблей и отправилась странствовать по окрестностям Во, Дикому нагорью и плато Нель. Западная Флора была прекрасна, а сейчас, осенью, должна была благоухать, как чертоги богов на Высоком Небе. Цветы, созревшие плоды, и тяжелые виноградные гроздья в колорите грозовых туч… Карл почувствовал вкус зрелого винограда во рту и сразу же вспомнил аромат вина, которое налил ему только что Гавриель. И пусть воспоминания относились к давним временам и совсем к другому урожаю, они все же вернули запах и вкус вину, и напомнили, что капелла в это время суток наполнена торжествующим золотым сиянием солнечных лучей, проникающих сюда сквозь огромные, выдержанные в том же колорите солнца и золота витражи высоких стреловидных окон.

Золотое сияние…

«Ребекка…»

– Я восхищен, – в голосе Гавриеля звучала ирония, но за ней скрывался напряженный интерес человека, отлично понимавшего, откуда берется такое знание.

– Вы ничего не сказали о моей фреске, – Карл обернулся к расписанной им стене и откровенно усмехнулся. Сейчас он «видел» свою роспись во всех деталях.

– Откровенно? – спросил Гавриель. Неожиданный вопрос, совсем не обычный для маршала. Даже Сандра почувствовала напряжение, возникшее вдруг в воздухе, и отошла, оставив их одних. Впрочем, его хитрая и красивая ласка была, как и многие другие оборотни, необычайно чувствительна к интонациям. Она «услышала», вот в чем дело.

– Вам не понравилось?