Мастер жестокости

– Кишка тонка оказалась? – пошутил Крячко.

Нина Николаевна заметила, что у каждого свои привычки.

– Телефон мой вот тут, на косяке записан. – Она постучала костяшками пальцев по брусу дверной рамы. – Если что понадобится, позвоните.

Прикрыв за Ниной Николаевной дверь, Станислав некоторое время разглядывал эту «визитку», нацарапанную гвоздиком.

– Лева, что это за оператор у нее, понять не могу?

– Это не оператор, Стас, – возразил Лев Иванович, – просто номер городского стационарного телефона.

– Расея-матушка, – с пафосом сказал Станислав. Он достал свой список дел по делам Счастливого, с сомнением сопоставил его с количеством папок на столе.

– Что, реальность превосходит твои ожидания? – поинтересовался Гуров.

– Ну что я, маленький? Понятно, не все дела в наши базы попадают. Но что-то как-то немного много, повозиться придется до ночи. Ты, случаем, не в курсе, тут гостиницы какие есть?

– Да найдем, – отозвался Лев Иванович.

Они расположились за столом и принялись за работу. В целом в делах полный набор бытовухи – мордобои, кражи велосипедов, угоны по пьяной лавочке автомобилей, мотоциклов и лошадей.

Доктор юридических наук имел редкую привычку писать от руки и прекрасный, чуть не каллиграфический почерк. Стиль Даниила Олеговича был вполне узнаваем, рапорты добросовестны, подробны, системны, с массой художественных деталей и академическими оборотами. Оставалось лишь удивляться, зачем ему нужен был художественный стиль при описании, например, похищения трех кубов березы из дровницы, расположенной в частном домовладении по ул. Болотной-задней, или преступного превышения объема сливаемых испражнений с целью увеличить расходы соседа – совладельца выгребной ямы.

Лев Иванович начал ощущать симпатию к этому человеку, заброшенному волей судьбы (и папы) на периферию, но работавшему с полной отдачей, старательно и аккуратно. Без преувеличения можно сказать, что оформление документации по делам, проводимым Счастливым, можно было ставить в пример другим полицейским.

Когда сыщики закончили изучение документации, у Гурова оказались отложенными два дела, у Крячко – одно. Все три папки касались обнаружения трупов. Станислав с видом заговорщика подмигнул:

– Господин полковник, тебе тоже кажется, что попахивает головотяпством со взломом?

– Еще каким, – отозвался Гуров.

– А что лично тебе показалось странным?

– Отсутствие фото, распечатанные, а не написанные от руки рапорты и явно подделанные подписи участкового инспектора Д. О. Счастливого. Это и без эксперта очевидно. Неточность начала движений в подписи под документом. В рапорте, написанном от руки, начало – фиксированная точка, под распечатанным – явно прямолинейная. Верхняя часть «С» – угловатая, под распечаткой – овал, у Счастливого треугольная верхняя часть росчерка…

– Да, вот тут, под распечаткой – каплевидная, – указал Станислав на документ, – и росчерк меньше, неуверенный, и размеры не совпадают. Это что, у тебя-то хотя бы старались. У меня намного проще, смотри.

Под рапортом из дела, с которым работал Крячко, стояла подпись, сделанная на просвет, то есть просто срисованная с оригинала с помощью приложения листов бумаги к окну. Извилистые, неестественные изломы и тупые, так называемые невнятные окончания штрихов, беспричинные остановки и задвоенность некоторых букв.

– Подделка очевидная и грубая.

– И еще кое-что. Погоди минутку.

Станислав сверился со своими личными каракулями:

– Ну так и есть.

– Что конкретно?

– Если обратить внимание на даты рапортов, то возникает мысль о том, что они связаны с датами госпитализаций Счастливого.

– Вообще об этом только что поведала бодрая старушка, – заметил Гуров. – А так, для общего развития: из чего сие следует?

– Из документов, которые экономный пан Ректор представлял в налоговую, чтобы получить налоговый вычет по медуслугам.

– И всегда отправлял сына в ближайший «Вектор Возрождения»? В целом, почему бы и нет, недалеко.

– Да, дорого, зато недалеко. И концов не найдешь, и строго конфиденциально. В списках не значится, кто поджег клинику в Непейно, ущерб меньше двухсот тысяч – все хорошо, прекрасная маркиза.

– К тому же нет особого криминала в том, что, возможно, дела захворавшего Счастливого подписывают его боевые товарищи.

– Ну не скажи. Подделанная подпись сама по себе криминал, – хмыкнул Станислав. – Причем подделанная непонятно зачем. Это же рапорт, не экспертное исследование, не судебный акт. Зачем такие сложности-то?

– Справедливо. Ясно, дружескую взаимовыручку исключаем. Тогда очевидна лишь одна цель: подменить первоначальный документ.

– И, следовательно, скрыть какие-то неудобные факты. Коими в случае обнаружения трупа могут быть лишь обстоятельства, которые могут подставить под сомнение версию причины смерти.

– Вообще без возражений, – согласился Лев Иванович.

– При этом будем последовательны, – предложил Крячко. – Если эти оперативки здесь, а не у следака, стало быть, криминала нет.

– И незачем его придумывать, хочешь сказать?

– Хотелось бы в это верить. Но как минимум один криминал имеется…