Мастера и шедевры. Том 2

Иногда в свободные дни посещали специальные среды в Центральном Доме работников искусств, где давались концерты, шли просмотры фильмов…

И вот однажды Соколов увидел здесь очень знакомого человека, но никак не мог вспомнить его имя.

Пожилой мужчина с всклокоченной, вихрастой седой головой сидел в кресле, чуть привстав и слегка приоткрыв рот, внимательно слушая выступающего артиста.

Николай Александрович спросил в антракте у приятеля:

«Кто этот мужчина?»

Ему ответили, что это критик Михаил. Морозов.

Словно молния прорезала память Соколова: «Да ведь это постаревший серовский Мика Морозов».

Да, так гениально-прозорливо давным-давно уловил Валентин Серов типические, единственно характерные для модели черты. Такова магия большого искусства.

Есть портреты самых больших мастеров, в которых блистательно видна их неподражаемая техника — умение владеть безраздельно рисунком, чувство тона, то магическое свойство, которое помогает создавать полную иллюзию состояния вале-ров, все волшебство света. Любой крупный живописец обладает даром колористически сгармонировать свое творение. Все это, как, наконец, само раскрытие характера портретируемого и композиция полотна, — есть виртуозная демонстрация своего искусства.

Артистичного, великолепного…

Разве это мало?

Но бывают холсты даже у гениальных Веласкеса, Рубенса, Рембрандта, от которых у зрителя подавляющим остается ощущение озарения.

Повторяю, случается даже у самых великих мастеров состояние прозрения, когда вдруг, несмотря на абсолютно привычное, обыденное рабочее вдохновение, они внезапно обретают нечто ни до, ни потом неповторимое.

Так, совсем юный Серов написал изумительную «Девушку, освещенную солнцем». Потом, исполнив десятки, сотни портретов, никогда уже не достигал такой сокровенной свежести, цельности, ясности, чарующего ощущения красоты бытия.

Почти в самом конце жизни, смертельно больной, во время одного из приходов в Третьяковку он скажет у картины «Девушка, освещенная солнцем»:

«Будто с ума сошел… А после ничего подобного уже не смог сделать…»

А Саврасов с его «Грачами»? Таких примеров немало.

Где психологическая загадка подобных взлетов?

Это — тайна.

Но ясно одно: великое создание искусства, как и кристаллы в природе, образуется при необычных обстоятельствах. Необходимые компоненты — совпадение случайностей, надобных или неотвратимых условий.

«Портрет писателя Ф. М. Достоевского» — озарение. Если хотите — прозрение. Безусловно, взлет, высшее проявление таланта Перова. И, безусловно, это кристалл духа, во всей своей найденной и воплощенной структуре.

Цельный. Единственный по форме.

Как ни парадоксально, но в этом полотне Перов как бы в мгновенья создания вдруг запамятовал многие привычные ему приемы живописца. Его мазок необычен, а в лепке лица — нервозен и, простите за термин, иногда почти пуантилистично дробен. Но эта непривычная цветовая мозаика очень близких и сплавленных вдохновением цветов дала невероятный по мощи и тонкости образ — кристалл…

«Портрет Г. Л. Гиршман», исполненный Валентином Серовым, — шедевр. Аристократично изыскан колорит. Элегантен ракурс фигуры. Точнейшим образом взвешен и прочерчен силуэт дамы.

Предельно четко определен камертон в этой гамме серого, черного и белого — маленький мазок киновари — флакон на туалете хозяйки будуара.

Но поставьте мысленно рядом с портретом Генриэтты Леопольдовны какую-то светоносную, будто пронизанную сиянием детства — Верочку Мамонтову, «Девочку с персиками», — и вмиг все станет ясно…

Такова разница между полетом и… тяжким восхождением на вершину, ценою усилий и мастерства.

Понимая всю рискованность подобных утверждений, сошлюсь на самого Валентина Серова, раскрывающего, как достигал он исполнения десятков великолепных портретов современников, дававшихся ценою невероятного труда, продолжавшегося иногда чуть ли не до ста сеансов.

Один современник записал такое высказывание Валентина Александровича Серова:

««Беда в том, что наша молодежь, боясь академичности, пренебрегает своим ремеслом. А ведь это главное. Надо знать ремесло, рукомесло. Тогда с пути не собьешься»

Он повторил раздельно: «Ру-ко-месло»…

У меня и сейчас в ушах звук голоса, каким это было сказано. Ясно почувствовал я тогда, что «рукомесло» значило для Серова гораздо больше, чем обыкновенно понимают под ремесленным навыком: некое цеховое жречество, как вывод из преемственного знания, связывающего и освобождающего порыв художника».

Вот видите, как все разумно! Трудись, знай. И победишь. Однако не так все просто.

Леонид Андреев, знавший очень близко художника, восклицает:

В. Серов. Дети.

«Серов — невыполним для беллетристического задания. Весь он был для меня неразрешимой загадкой, неразъяснимой и влекущей к себе. Я чувствовал в нем тайну и не находил слов, чтобы разгадать эту тайну. Я только любил его, как человека и художника…»

Тайной для писателя был Валентин Серов.

Ясновидец был секретом для ясновидца.

…И снова вспомним, что «Девушка с персиками» и «Девушка, освещенная солнцем» написаны на заре творчества.