Мастера русского стихотворного перевода. Том 1

Из Афин в Коринф многоколонный
Юный гость приходит, незнаком, —
Там когда-то житель благосклонный
Хлеб и соль водил с его отцом;
     И детей они
     В их младые дни
Нарекли невестой с женихом.

Но какой для доброго приема

От него потребуют цены?
Он — дитя языческого дома,
А они — недавно крещены!
     Где за веру спор,
     Там, как ветром сор,
И любовь и дружба сметены!

Вся семья давно уж отдыхает,

Только мать одна еще не спит,
Благодушно гостя принимает
И покой отвесть ему спешит;
     Лучшее вино
     Ею внесено,
Хлебом стол и яствами покрыт.

И, простясь, ночник ему зажженный

Ставит мать, но ото всех тревог
Уж усталый он и полусонный,
Без еды, не раздеваясь, лег,
     Как сквозь двери тьму
     Движется к нему
Странный гость бесшумно на порог.

Входит дева медленно и скромно,

Вся покрыта белой пеленой,
Вкруг косы ее, густой и темной,
Блещет венчик черно-золотой.
     Юношу узрев,
     Стала, оробев,
С приподнятой бледною рукой.

«Видно, в доме я уже чужая, —

Так она со вздохом говорит,—
Что вошла, о госте сем не зная,
И теперь меня объемлет стыд;
     Спи ж спокойным сном
     На одре своем,
Я уйду опять в мой темный скит!»

«Дева, стой, — воскликнул он, — со мною

Подожди до утренней поры!
Вот, смотри, Церерой золотою,
Вакхом вот послáнные дары;
     А с тобой придет
     Молодой Эрот,
Им же светлы игры и пиры!»

«Отступи, о юноша, я боле

Непричастна радости земной;
Шаг свершен родительскою волей:
На одре болезни роковой
     Поклялася мать
     Небесам отдать
Жизнь мою, и юность, и покой!

И богов веселых рой родимый

Новой веры сила изгнала,
И теперь царит один Незримый,
Одному Распятому хвала!
     Агнцы боле тут
     Жертвой не падут,
Но людские жертвы без числа!»

И ее он взвешивает речи:

«Неужель теперь, в тиши ночной,
С женихом не чаявшая встречи,
То стоит невеста предо мной?
     О, отдайся ж мне,
     Будь моей вполне,
Нас венчали клятвою двойной!»

«Мне не быть твоею, отрок милый,

Ты мечты напрасной не лелей,
Скоро буду взята я могилой,
Ты ж сестре назначен уж моей;
     Но в блаженном сне
     Думай обо мне,
Обо мне, когда ты будешь с ней!»

«Нет, да светит пламя сей лампады

Нам Гимена факелом святым,
И тебя для жизни, для отрады
Уведу к пенатам я моим!
     Верь мне, друг, о верь,
     Мы вдвоем теперь
Брачный пир нежданно совершим!»

И они меняются дарами:

Цепь она спешит златую снять,
Чашу он с узорными краями
В знак союза хочет ей отдать;
     Но она к нему:
      «Чаши не приму,
Лишь волос твоих возьму я прядь!»

Полночь бьет — и взор, доселе хладный,

Заблистал, лицо оживлено,
И уста бесцветные пьют жадно
С темной кровью схожее вино;
     Хлеба ж со стола
     Вовсе не взяла,
Словно ей вкушать запрещено.

И фиал она ему подносит,

Вместе с ней он ток багровый пьет,
Но ее объятий как ни просит,
Вся она противится — и вот,
     Тяжко огорчен,
     Пал на ложе он
И в бессильной страсти слезы льет.

И она к нему, ласкаясь, села:

«Жалко мучить мне тебя, но, ах,
Моего когда коснешься тела,
Неземной тебя охватит страх:
     Я как снег бледна,
     Я как лед хладна,
Не согреюсь я в твоих руках!»

Но, кипящий жизненною силой,

Он ее в объятья заключил:
«Ты хотя бы вышла из могилы,
Я б согрел тебя и оживил!
     О, каким вдвоем
     Мы горим огнем,
Как тебя мой проникает пыл!»

Всё тесней сближает их желанье,

Уж она, припав к нему на грудь,
Пьет его горячее дыханье
И уж уст не может разомкнуть.
     Юноши любовь
     Ей согрела кровь,
Но не бьется сердце в ней ничуть.

Между тем дозором поздним мимо

За дверьми еще проходит мать,
Слышит шум внутри необъяснимый
И его старается понять:
     То любви недуг,
     Поцелуев звук,
И еще, и снова, и опять!

И недвижно, притаив дыханье,

Ждет она — сомнений боле нет, —
Вздохи, слезы, страсти лепетанье
И восторга бешеного бред:
      «Скоро день — но вновь
     Нас сведет любовь!»
— «Завтра вновь!» — с лобзаньем был ответ.

Доле мать сдержать не может гнева,

Ключ она свой тайный достает:
«Разве есть такая в доме дева,
Что себя пришельцам отдает?»
     Так возмущена,
     Входит в дверь она —
И дитя родное узнает.

И, воспрянув, юноша с испугу

Хочет скрыть завесою окна,
Покрывалом хочет скрыть подругу;
Но, отбросив складки полотна,
     С ложа, вся пряма,
     Словно не сама,
Медленно подъемлется она.

«Мать, о мать, нарочно ты ужели

Отравить мою приходишь ночь?
С этой теплой ты меня постели
В мрак и холод снова гонишь прочь?
     И с тебя ужель
     Мало и досель,
Что свою ты схоронила дочь?

Но меня из тесноты могильной

Некий рок к живущим шлет назад,
Ваших клиров пение бессильно,
И попы напрасно мне кадят, —
     Молодую страсть
     Никакая власть,
Ни земля, ни гроб не охладят!

Этот отрок именем Венеры

Был обещан мне от юных лет,
Ты вотще во имя новой веры
Изрекла неслыханный обет!
     Чтоб его принять,
     В небесах, о мать,
В небесах такого бога нет!

Знай, что смерти роковая сила

Не могла сковать мою любовь,
Я нашла того, кого любила,
И его я высосала кровь!
     И, покончив с ним,
     Я пойду к другим, —
Я должна идти за жизнью вновь!

Милый гость, вдали родного края

Осужден ты чахнуть и завять,
Цепь мою тебе передала я,
Но волос твоих беру я прядь.
     Ты их видишь цвет?
     Завтра будешь сед,
Русым там лишь явишься опять!

Мать, услышь последнее моленье,

Прикажи костер воздвигнуть нам,
Свободи меня из заточенья,
Мир в огне дай любящим сердцам!
     Так из дыма тьмы
     В пламе, в искрах мы
К нашим древним полетим богам!»

1867