Мастера советского романса

В нем нет особенно выпуклого, определенного тематизма, его темы близки к «общим формам движения». Очень часто, например, и в вокальной и в фортепианной партии встречаются восходящие гаммообразные мотивы, различно варьируемые и уносящиеся в мелькающем, быстром движении:

Этот пример может быть хорошей иллюстрацией интонационной основы ладотонального мышления Шостаковича (по крайней мере - в вокальной музыке). Модуляция из фригийского соль минора в си мажор осуществлена именно ритмо-интонационными средствами: в повторяющейся гаммообразной фигурке акцент переносится с соль на ми-бемоль , энгармонически равный ре-диезу, терции нового лада.

Некоторое успокоение вносит средняя часть; основная тема, проходящая здесь в одноименном мажоре, ведет к хоральным гармониям Adagio. Это - обращение

«стр. 253»

к «безмятежному ангелу», женщине, память о которой должна в трудную минуту заменить

Силу, гордость, упованье

И отвагу юных дней [1].

Лучший эпизод в цикле -«Стансы» («Брожу ли я вдоль улиц шумных»). Пушкинская «поэзия мысли» нашла здесь очень глубокое выражение, и жаль, что исполнители столь редко вспоминают об этом произведении.

Это своего рода ариозо, несколько напоминающее по типу, да и по выбору стихотворения, два ариозо Рим-ского-Корсакова - «Анчар» и «Пророк». Определить произведение Шостаковича как ариозо заставляет характер вокальной партии, напевно-декламационной. Но эта декламационность очень далека от интонаций бытовой речи, она как бы передает мерную, эмоционально-приподнятую речь актера-чтеца.

Однако и здесь Шостакович не расстается с инструментальными принципами музыкального развития. Унисонная мелодия фортепианного вступления с ее тяжелым, мерным движением и сумрачным, колокольным звучанием есть исходный образ, основная тема всего произведения:

[1] Предполагают, что последние строки стихотворения Пушкина обращены к Анне Олениной.

«стр. 254 »

Ее начальный мотив - «опевание» тонического звука снизу и сверху - имеет особо важное значение, многократно повторяясь в басу то в неизменном, то в интонационно-варьированном виде, то в уменьшении. Установившаяся во вступлении равномерная пульсация четвертями также сохраняется на протяжении всего произведения, меняется лишь скорость ее при сменах темпа. И многократное, остинатное повторение одной и той же формулы, и равномерность пульсации очень выразительно передают основную идею стихотворения идею неизбежности:

День каждый, каждую годину

Привык я думой провождать,

Грядущей смерти годовщину

Меж них стараясь угадать.

Роль вступления не ограничена только сказанным выше, большое значение имеет и его ладотональное развитие. Так, сопоставление тональностей до-диез минор (основной) и ре минор (эпизода Poco piщ mosso) «подсказан» поворотом мелодии вступления в ре минор (3-й-4-й такты приводимого выше примера).

Таким образом, все это довольно большое произведение приближается к форме вариаций на basso ostinato, правда, вариаций довольно свободных. Единственный эпизод, где сглаживается (но не исчезает совсем!) остинатный мотив, - это средняя часть ариозо (Moderato, H-dur), образ детства:

Младенца ль милого ласкаю,

Уже я думаю: прости…

Надо сказать, что в стихотворении Пушкина этот образ детства не случаен, он предвосхищает просветленное заключение «Стансов», мысль о вечном круговороте жизни, о вечной смене уходящего живым и новым:

И пусть у гробового входа

Младая будет жизнь играть…

Музыка не отражает этой образной «арки», она завершается мрачными, трагическими образами начала. А образ детства остается лишь светлым бликом, еще более подчеркивающим общий сумрачный колорит,

«стр. 255»

И здесь, как и в других романсах этого цикла, можно найти аналогии к симфоническим произведениям. Так, выразительный ритмический мотив, появляющийся в эпизоде Poco piщ mosso, предвосхищает аналогичный момент в побочной партии пятой симфонии:

Но если тема симфонии носит элегически-скорбный характер, то цитированный пример из «Стансов» воспринимается как вполне конкретный траурный образ, в особенности в соединении со словами:

Я говорю: промчатся годы,

И сколько здесь ни видно нас,

Мы все сойдем под вечны своды,

И чей- нибудь уж близок час.

Пушкинский цикл показывает уже очень большую зрелость Шостаковича как вокального композитора, оригинально, по-своему прочитавшего стихи Пушкина и сильнее всего воспринявшего в них трагедийное начало.

* * *

Созданный в годы войны (1942) вокальный цикл Шостаковича «Шесть романсов для баса» написан на стихи английских поэтов [1].

Обращение к английской поэзии в эти годы не является исключением. Сотрудничество трех великих дер-

[1] Шесть романсов для баса (ор. 62): «Сыну», «В полях под снегом и дождем», «Макферсон перед казнью», «Дженни», «Сонет 66», «Королевский доход».

«стр. 256»