Мастера советского романса

В цитированной главе «Истории русской советской музыки» В. Протопопов указывает на ряд моментов, связывающих обработки Прокофьева с творчеством Мусоргского, и в частности на родство песни «Чернец» с «Семинаристом» Мусоргского. Действительно, конфликт, лежащий в основе песни-сценки Мусоргского, является типичным для многих народных песен, героем которых является молодой чернец или черница. Но суть дела даже и не в сходстве сюжета, а в том, что жанр обработки народной песни Прокофьев приближает к жанру песни-сценки в манере Мусоргского. Он обрабатывает песню, передавая в музыке характер

[1] «История русской советской музыки», т. III, стр. 90.

«стр. 108»

чернеца, скрытую под черной его рясой жажду жизни и молодецкую удаль. Отсюда моторность сопровождения, отсюда неожиданные модуляционные сдвиги [1], тоже усиливающие динамику музыкального развития, отсюда «упрямые», настойчивые повторы взлетающего пассажа в фортепианной интерлюдии и, наконец, отсюда же весело и привольно звучащие возгласы в коде песни.

Сходную трактовку народного первоисточника мы находим и в песне «Катерина». Эта обработка несколько недооценена И. Нестьевым, который писал в монографии о Прокофьеве, что у композитора получилась «полушуточная миниатюра с плясовым сопровождением». А в тексте песни говорится про то, как «отдавали молоду на чужую сторону не за ровнюшку»: ее истинный смысл - скорбный, отнюдь не веселый» [2].

Нам кажется, что Прокофьев, наоборот, не только раскрыл «истинный смысл» песни, но и усилил его звучание. В народном искусстве мы найдем немало примеров парадоксального, на первый взгляд, выражения скорбного и даже трагического содержания в жанре плясовой или хороводной песни. А что касается именно хороводной песни, то в ней тема неравного брака - одна из самых распространенных (см. песни «Во лузях», «Отдавали молоду», «Выходили красны девицы»). В них, как пишет исследователь русского музыкального фольклора Т. В. Попова, «нередко проявляется резко критическое, оппозиционное отношение молодежи к темным, отрицательным сторонам старого быта, к патриархальному деспотизму» [3]. Усиливая этот критический смысл старой песни, Прокофьев продолжил и традицию Мусоргского, создавшего в своих песнях-сценках («По грибы», «Гопак») замечательные образы бабьего отчаянного веселья, образы молодости, рвущейся на волю из подневольных семейных пут. Нечто подобное слышно и в музыке «Катерины» Прокофьева, песни, в которой плясовой ритм и частый «говорок» соединяется с неожиданными возгласами:

[1] Из ля-бемоль мажора в ре мажор и соль минор.

[2] И. Нестьев. Прокофьев, стр. 380.

[3] Т. В. Попова. Русское народное музыкальное творчество, вып. II. М., 1956, стр. 81.

«стр. 109»

«Катерина», как и «Чернец», тоже песня-сценка, характеристический портрет. В ином плане трактованы композитором лирические песни, в них меньше характеристического, единичного и больше обобщенного.

Превосходным образцом преломления народной лирики в творчестве Прокофьева может служить песня «Зеленая рощица». В ней народная песня того же на-

«стр. 110»

звания соединена с другой, тоже лирической, девичьей - «Сказали, не придет», выполняющей функцию «трио» трехчастной формы.

Соединение это отнюдь не произвольно, оно тоже образует своего рода драматизированную «сценку», хотя и в ином плане, чем в рассмотренных выше песнях, то есть вне конкретной бытовой ситуации.

Печальная девичья песня «Зеленая рощица» звучит очень сдержанно, строго. Ее удивительно выразительную, при всей простоте, «говорящую мелодию с характерным распевом-«вздохом» на слове «рощица» композитор не только не заслоняет сопровождением, но и удваивает (а местами утраивает) ее, придавая особую весомость каждому отдельному звуку:

А во второй песне («Сказали, не придет») чувство вырывается наружу. В словах ее уже сказано о причине печали, мелодия распета шире и вольнее. Прокофьев присоединяет к ней контрапунктирующие голоса в со-

«стр. 111»

провождении. Противопоставление двух песенных образов подчеркивается и тонально: ре минор - фа минор.

«Зеленая рощица» с ее глубоким психологизмом - это уже почти лирический романс или, во всяком случае, песня-романс, где сопоставление двух лирических образов обогащает каждый из них (при очень осторожном авторском вмешательстве).

Это вмешательство гораздо активнее в обработке песни «Сашенька», с очень характерным «рисунком» фортепианной фигурации (которую В. В. Протопопов метко сравнил с «поездом Голицына»). Здесь действительно много общего, и не только в деталях, а и в общем характере музыки - скорбном, сумрачном. Народную мелодию, основанную на многократном варьировании нисходящего гексахорда ре - фа [1] Прокофьев очень сильно динамизирует, создавая посредством «раздвигания» регистра сопровождения и усиления звучности большую эмоциональную «волну», нарастающую к концу строфы.

И здесь, как в песнях-сценках, Прокофьев, применяя современные средства, как бы «сгущает краски» народного первоисточника, заостряет его рисунок.