— Но вы же здесь, в Баварии, все такие националисты?
— Я родился в Австрии, герр фенрих. Чувствую себя германцем, нас нельзя делить на пруссов, саксонцев, баварцев. Сепаратизм отвратителен! Одна нация, один Рейх!
— Вы записались добровольцем во фрайкор?
— Так точно, герр фенрих! Потому что обещали формировать маршевые батальоны и отправлять их на фронт, воевать за фатерлянд. Я присягал Рейху, и я верен Рейху. Поэтому во время атаки ваших доблестных войск я покинул позицию и спрятался, а потом сдался солдатам и отдал винтовку.
— Скажи, э…
— Адольф Гитлер, герр фенрих.
— Скажи, Адольф. Ты видел что-нибудь странное накануне боя? Погиб пиромаг, враги спалили два броневика и выкосили из пулеметов полвзвода пехоты. Причем — не огнем с баррикады, а из окон банка. Там нашли убитого рабочего, наверняка — из бунтующих, много стреляных французских гильз и почему-то бутылки с бензином.
— Так точно, герр фенрих. Перед боем к нам пришел мужчина, похожий на бюргера. Лет около тридцати. С бородой. В приличном сюртуке, но без шляпы. В руках он нес французский пулемет. С ним десяток рабочих, тоже с пулеметами.
— Он что-нибудь говорил?
— Наказал беречься от цепной молнии. Но не помогло. Ударили огнем. Все на баррикаде сгорели. Я вовремя принял верное решение и уцелел.
— Видел, как стреляют из банка?
— Плохо, герр фенрих. Но оттуда что-то бросили, и загорелся броневик. Далеко, больше пятидесяти шагов. Я б не смог так далеко докинуть бутылку.
— Думаешь, магия?
— Почти уверен, герр фенрих. Тот, с бородой… Виноват, не знаю, как это объяснить. В магах есть нечто странное. Он был такой.
— Вы принесли дурную весть, Адольф. Маг среди врагов — это очень плохо. Хорошо, что мы предупреждены. Я благодарен вам.
— Служу великому Рейху!
— Похвальное желание. Хочешь послужить конкретно — в полицейской роте? У меня есть вакансии.
— Почту за честь, герр фенрих!
Людей не хватало. Тем не менее, Мюллер чувствовал, как внутри шевелится червячок сомнения — стоит ли брать Гитлера к себе. Скользкий тип…
Троцкий обрадовался появлению Федора на Одеонсплац, словно увидел вернувшегося из мертвых близкого родственника — подбежал, обнял за плечи.
— Цел?
— А как же! Только голоден. Кто-нибудь из моего отряда вернулся?
— Четверо. Остальные с тобой?
— Нет. Я отправил их двумя группами. Значит — дошла одна. Шайзе!
— Перестань, камрад! Они рассказали — перестреляли десятки пруссаков, убили мага, сожгли две бронемашины. Это — успех. И у нас новости преотличные! Подошли еще батальоны ополчения, с юга Баварии. Оружие так себе, зато у каждого — хотя бы охотничье ружье. Швабы тоже поднялись против пруссаков. И еще! Тут аэропланный завод есть!
— Знаю. И что?
— Собрали рабочих оттуда. Нашелся один инженер. Закончили недостроенный экземпляр. Теперь в нашем распоряжении имеется аэроплан с пулеметами! А еще наделаем бомб. Этот инженер обещает дополнительно пару аэропланов в течение недели. И летчики есть. К сожалению, без боевого опыта.
Федор открыл было рот, чтоб предложить свою кандидатуру, но сдержался. Грохнуть второго мага или сколько их там приехало на заклание — задача гораздо важнее. А полетать после ночного открытия и вправду интересно. Наверно, ему теперь не нужен парашют? Если только хватит магии погасить энергию тела, падающего с высоты в несколько сот метров.
— Рад за вас, вернее, за нас. Позволь — отдохну. Все же прошлый день и ночка выдались трудными. Кстати, почтамт работает?
— Конечно! С Швейцарией связь есть. И с Францией.
— Я — туда.
— Камрад! Отдохнуть можно будет прямо здесь. В Одеоне несколько залов оборудованы под казармы. Заходи и занимай любую койку.
Узнав дорогу к ближайшей почте, Федор покинул Одеон, пересек Мариенплац, уделив внимание двум огромным соборам и ратуше. В мирное время их, наверное, любят осматривать туристы. Дошагал до Оберангер. На почте заполнил бланк телеграммы: «ПАРИЖ ГЛАВПОЧТА СОКОЛОВОЙ ДО ВОСТРЕБОВАНИЯ В МЮНХЕНЕ ТЧК СКОРО УВИДИМСЯ».
Друг не без грусти предупредил:
— С этого начинается. Докладываешь, где ты и когда вернешься. А потом начнут сыпаться упреки: почему задержался, не позвонил, я целых пятнадцать минут не знала, где ты, и умирала от беспокойства, негодный.
— Пусть знает, — легкомысленно отмахнулся Федор, не умудренный собственным семейным опытом, да и чужим — только рассказами от заводчан в Туле.
Несмотря на близость боев, нашлась работающая продовольственная лавка. Правда, цены не просто кусались — норовили разорвать на куски, что, видимо, компенсировало риск торговли в прифронтовой полосе.
На скамейке у Мариенплац Федор уселся удобнее, развернул лист вощеной бумаги и неторопливо принялся поглощать сытную баварскую колбасу, заедая хлебом и запивая сухим виноградным вином. Куски колбасы отрывал зубами прямо от кольца, вино отхлебывал из горлышка бутылки, но все это гастрономическое бескультурье было невыразимо питательнее, чем благопристойное чаепитие из фарфора фрау Хуммель. Им бы отправить хлеба да колбаски…