Мастеровой-3. Революция

— Понимаю. Но главная ценность Рейха — его народ, простите за патетику. Если мы остановим войну с Францией, страна получит передышку, наши ученые и промышленники создадут оружие, превосходящее и французское, и русское. Мы возьмем реванш.

Сказав это, Николаи тотчас пожалел. Кайзер выскочил из-за стола и начал на него надвигаться, шипя и брызгая слюной.

— И ты? И ты — туда же? Заключим с Францией мир, уйдем из Бельгии?! Знаешь, как это называется? Предательство! Вонючкам, напавшим на нас, требуется жестокий урок. Мы возьмем Париж и сожжем его. Чего бы это не стоило! Потом возьмемся за русских. Без императора Георгия успеха им не видать.

* * *

Старший сын почившего императора Георгия был немолод. Ему перевалило за пятьдесят, здоровье пошатнулось: магический амулет носил и он.

Но справился. И весьма доволен был тем, что уничтожение магической цитадели чрезвычайно мало сказалось на России. Германских амулетов с энергией Вевельсбурга в империи насчитывалось менее десятка. Два великих князя и три невеликих отдали Богу душу в один день с самодержцем. Вот и весь ущерб.

День коронации назначили сразу — на середину июня, не ожидая прибытия иностранных монархов: траурные, а потом коронационные торжества сотрясли большинство правящих домов Европы. На некоторое время им стало не до визитов. Будущий царь, Александр Георгиевич, определил себе имя: Александр IV, хоть был вправе выбрать любое иное православное. Не слишком вмешивающийся в государственную политику и дела военные, в отличие от младшего брата, он вдруг развил кипучую деятельность, назначив заседание Госсовета до коронации, чего до него никто не делал.

Впрочем, перед тем, как ломать устои, решил все же посоветоваться. И даже отправился из Зимнего в Гатчинский дворец, оттуда — ближе к Воздухоплавательному парку, где младший сын покойного императора последние месяцы проводил непозволительно много времени.

Было утро, росистое и безоблачное. Михаил Георгиевич осматривал новейший летательный аппарат молодого грузинского изобретателя Александра Картвели — двухмоторный аэроплан. Необычным была круглая, обтекаемая форма фюзеляжа, плавные обводы капотов обоих двигателей. Даже колеса шасси были прикрыты обтекателями. Зализанность форм придавала машине сходство с летучей рыбой, вытянутой на берег, только исполинского для животного мира размера.

Техники Кованько хлопотали, облепив аэроплан как муравьи — проверяли подачу топлива, тросы управления, расчалки, свободный ход элеронов, руля направления и глубины, а также множество других вещей, недосмотр за которыми чреват бедой. Картвели в компании пилота-испытателя вышел из ангара, посмотрев на полосатую «колбасу», указывающую направление ветра.

В привычные аэродромные хлопоты ворвался гул сразу нескольких автомоторов. Михаил Георгиевич обернулся на звук и сразу заметил на капоте первого лимузина два флажка — черно-желтый имперский и цветов личного штандарта старшего брата. Удивился, потому что его появление было чем-то крайне необычным. Нехарактерным для человека, на дух не переносящего запахи смазки и бензина. Будущий царь даже в авто морщил нос. Здесь же благоухало керосином и моторным касторовым маслом, а многие летчики на одномоторных аэропланах, посадив машину, рысью неслись в отхожее место. Причина проста: наглотавшись касторки в полете, действующей как слабительное, едва терпели, чтобы не нагадить в штаны. Ну не изобрели еще русские ученые другую смазку для аэропланного мотора! Двигатели на крыле, а не впереди кабины, от этого сомнительного удовольствия избавляли.

Из заднего авто выскочил гвардеец имперской охраны и рысью кинулся к остановившемуся лимузину Его Императорского Высочества, чтобы отворить дверцу. Александр, ступив блестящими сапогами на бетон летного поля, ничем не выдал неприязни к техническим ароматам. Теперь он был без пяти минут царь всего — и российской авиации в том числе. Не гоже воротить нос!

Михаил Георгиевич поспешил навстречу, братья коротко обнялись. Старший оценил легкий летный костюм Михаила:

— Замерзнуть не боишься?

— В том и прелесть изобретения, брат. Внутри аэроплана тепло, даже когда поднимается высоко — за облака, километра на три. Может и больше, но человеку там дышать тяжко. Это не боевой аппарат. Для пассажиров. Но и в армии должен сгодиться — командующего подвезти, гонца с секретным донесением. Раненых.

— Раненых престало в санитарной части лечить, — возразил старший, кисло рассматривая аэроплан. — Эх, Миша… Ты весь в отца. Магией владеешь, а все тебе железки нужны. Какой-то там гусеничный трактор «Сокол» по французским чертежам, аэроплан этот странный. Во сколько он станет казне?

— Этот — ни во сколько. Создатель его — грузинский княжич. Отец его нанял инженеров из Киевского института, они помогли довести замысел до воплощения… Вот, полюбуйся. А лучше поднимись со мной в воздух. Поймешь, что пятнадцать тысяч за каждый, это если в серию запускать, совсем не много. Тем более часть сразу за кордон продадим — сам-два, не дешевле.