Мастеровой-3. Революция

Похоже, именно после поезда и первой близости с мужчиной способности начали раскрываться с новой силой: заработала ментальная магия, исчезла близорукость. И пока неизвестно, какие еще возможности прячутся в этом роскошном теле.

Она точно знала: со способностями ведьмы можно творить и зло, и добро. Молва, что ведьмы поголовно злые и коварные, отчасти справедлива, потому что зло очевидно, зримо и запоминаемо. Если какая-то из ведьм устроилась в дом призрения и тихо помогала страждущим, кто узнает, кто возблагодарит?

Одеваясь, Юлия решила: Федору не скажет ничего. Если он встретится с де Пре, и тот проболтается про историю с телеграммой, можно списать на проявление спонтанной ментальной магии. Скорее всего — исходящей от самого Федора, попавшего в исключительно трудное положение и молящего о помощи. Что до Юлии Сергеевны, то с нее взятки гладки, она же простец…

Ее таланты, способности, прорезавшаяся магическая сила — все будет поставлено на службу их безграничной любви.

Но если Федор вознамериться предать, бросить или хотя бы обмануть ведьму… Пощады пусть не ждет!

* * *

По прошествии двух недель со дня взрыва в магическом замке Федор переступил порог особняка ультралевых в северном спутнике Мюнхена. Не успел толком объяснить человеку Либкнехта, что он, лишенный бороды и почему-то одетый в форму вестфальского полицейского, и есть Клаус Вольф, главный финансист коммунистической революции. На него налетел вихрь, головокружительно пахнущий дорогим женским парфюмом. Федор подхватил Юлию, и без того высокую, а теперь ее голова оказалась намного выше полицейской фуражки, тут же слетевшей, и начал кружить, кружить, кружить… Потом опустил на пол, чтобы их губы могли слиться.

Привратник-коммунист, смущенно кашлянув, удалился.

— Ну, здравствуй, герр полициант! — засмеялась Юлия.

— Отличный костюм для ролевых игр! — не замедлил с ответом Федор. — Считай себя арестованной. Пойдем в камеру, устрою допрос — хорошо ли себя вела? Если нет — накажу.

Допрос с наказанием длился несколько часов и настолько шумно, что привратник предпочел отвязать добермана и отправился на прогулку вокруг особняка, не зная — возмущаться или завидовать. Строители нового будущего не отличались пуританством во взглядах и поступках, но вот до такой степени…

Утолив первый порыв страсти, по правде говоря, сразу за ним — второй и третий, они, наконец, смогли спокойно поговорить.

— Как ты узнала, что я приеду сюда?

— Элементарно, Ватсон! — Юлия Сергевна, имевшая в Париже достаточно времени, отдала должное вошедшему в моду Конану Дойлу и с удовольствием пародировала его популярного персонажа, вспомнив мимоходом оброненное Федором выражение. — Взрыв в Вевельсбурге был настолько из ряда вон выходящим явлением, что, сопоставив его с твоим исчезновением, я уверилась: твоих рук дело. Варвар! Такой красивый замок был. Прикупили бы его после войны…

— Другой купим. А дальше?

— Дальше тебе нужно было бежать из Рейха. На север через порты в Скандинавию? А зачем тебе она? На запад во Францию — там линия фронта, ее перейти нелегко. На востоке Россия, где не ждут воскрешения Юсупова-Кошкина. Стало быть — Баварская республика. Узнала у Троцкого, где находится самая вероятная берлога для твоего появления — и вот я приехала. Правда, со временем не рассчитала. Третий день здесь! Коммунисты уже начали глазки строить. У них теория близости мужчины и женщины называется «стакан воды». Слышал? Лечь в постель с кем угодно, хоть даже с мимолетным знакомцем, столь же просто, как выпить воды. Знаешь, сколько мужиков на мой стакан зарилось? Сифилис им на шаловливое место!

— Знал бы — так угнал аэроплан! Прилетел бы к тебе на крыльях.

Юлия оперлась на локоть, по нему, как лианы по стволу пальмы, струились бесподобные темно-русые волосы. Спросила серьезнее:

— И без аэроплана твой вояж вряд ли был усыпан розами. Как ты выбрался?

— Два дня шел пешком, питаясь только ягодами в лесу. Боялся выходить к людям и напороться на облаву. Одно хорошо: тепло, у первой же речки разделся донага и вымылся — впервые за неделю с лишним. Белье, правда, поменять не смог, потому смердел… Тебе ни к чему эти подробности.

— Жизнь — она такая, — философски заметила Юлия.

— Ты изменилась. Как будто повзрослела, хоть и раньше не была ребенком.

— Страх за любимого учит быть… ну, пусть будет — взрослее. Не отвлекайся, продолжай. И так, мытый, но в грязном…