Мастерская человеков

— Как так, что произошло?! Я все видел в щелку. Почему ты открыл форточку?

— Как почему? Он просил открыть.

— Лакей!! Холоп!! Прислужник! Гнусный раб! Ты не мог ему сказать, чтобы он сам открыл форточку, — если это ему нужно?

Брусик, не будучи в силах сдержаться, опять стал бить несчастного.

— В последний раз заявляю: если ты еще один раз подчинишься ему — пущу в котел!! Пойдешь в переделку!!! Уничтожу!!

Капелову стоило немалых трудов прекратить эти бессмысленные и безграмотные опыты. Побои в Мастерской Человеков! Что может быть нелепее?! Избиение-это первый показатель бессилия. Избивают тогда, когда не умеют переделать. В Мастерской же Человеков, где есть все возможности не только переделывать отдельные свойства человека, отдельные черты его внешности или характера, но даже сделать его заново, — какой смысл в избиениях?

Разумеется, Капелов сделал Брусику соответствующее внушение, но подумал, что этого будет мало, — придется его самого изменить.

— А где этот полковничий отпрыск? — спросил Мурель, которому Капелов рассказал всю эту историю.

— Онсидит там, в подвале.

— Надо бы его исследовать. Может быть, он нам пригодится.

— Это можно. Но пока нам нужно все-таки заняться единоличником. Но вот Машкин, увидев эти великолепные опыты Брусика, сбежал. Кто знает, он еще может написать Кумбецкому об избиениях и пощечинах, и это может скомпрометировать все наше начинание. Ах, этот Брусик! Черт его знает, со всех сторон неприятности!

— А единоличники уже доставлены в мастерскую?

— Да. Несколько человек.

Мурель оживился:

— Давайте исследуем их завтра. Ничего, я думаю, опыт пройдет успешно. Сегодня я разыщу Машкина, достанем макет и с утра приступим. Ладно?

— Не возражаю, — сказал Капелов.

Мурель поехал к Машкину. Избиение Брусика действительно произвело на него удручающее впечатление, но не настолько, чтобы он разочаровался в Мастерской Человеков. Он продолжал верить в нее, считая поведение Брусика случайным и нисколько не характерным для деятельности Мастерской. Когда Мурель осудил Брусика и сообщил Машкину, что ему запрещены бессмысленные опыты, Машкин окончательно успокоился.

— В самом деле, — сказал Машкин, — разве так можно исследовать вопрос об авторитетности? Ведь это вопрос очень сложный, очень тонкий, очень серьезный. Подчинение одного человека другому, одной группыдругой, одного класса — другому вызывается сложными причинами. Тут и исторические причины, и экономические, тут играет роль и традиция, и изменения в психике, вызванные в свое время экономическими и историческими условиями, и законы наследственности, и так далее и так далее. Как же можно такое сложное явление разрешать ударом кулака по лицу или коленом в зад?

Но так или иначе, вопрос этот вам нужно разработать в первую же очередь. Это — один из интереснейших вопросов. Знаете, каждый день, каждый час сталкиваешься с проблемой влияния человека на человека. У нас иногда за отсутствие влияния даже упрекают, даже снимают с должности; так прямо и говорят: «Не сумел стать авторитетным, не сумел приобрести влияния».

Машкин с грустью задумался и продолжал:

— Знаете, поговорите, например, с людьми, которые по роду своей службы принимают много посетителей. Все они вам охотно сознаются, что при всем желании они совершенно одинаково ко всем посетителям относиться не могут. Самые справедливые, опытные и твердые люди по совершенно бескорыстным причинам, или, вернее, по отсутствию явных причин, для одного посетителя делают то, в чем решительно и резко отказывают другим. Мне не отказывают только тогда, когда уже действительно нельзя. Но если есть хотя бы малейшая возможность, мне отказывают резко, небрежно, оскорбительно, не думая… Почему это? Что есть во мне такого, что сразу заставляет не считаться со мною?..

Мурель рассказал Машкину о предстоящем опыте по исследованию единоличника и необходимости в связи с этим достать в Наркомземе макет сельского хозяйства.

— После этого опыта мы немедленно исследуем и переделаем вас, добавил Мурель. — Я не сомневаюсь, что вы будете авторитетны.

Машкин оживился, поблагодарил и обещал достать макет.

Глава двадцать девятая

Сельскохозяйственный макет был сделан хорошо. Он занимал приблизительно два квадратных метра. В центре аккуратненько возвышался домик. На отдельной дощечке, которая была приложена к макету — таких дощечек было несколько, — был показан домик изнутри, в разрезе и в развернутом виде. Какие удивительные мастера делали этот макет! Вообще в Москве есть много мастеров по выставочному делу и по устройству всевозможных макетов! Без всякого труда можно было рассмотреть дом крестьянина-единоличника в мельчайших деталях. Тут была и завалинка снаружи перед входом, чуть кривая, с впадинкой, в которой удобно было сидеть.

Внутри дома были скамейки, полати, широкая печь и всякие подробности, о которых все привыкли думать, что они придают уют и так называемую «радость своего гнезда», за которую надо сражаться до «последней капли крови» и умереть, если это хотят отнять.