Мастерская человеков

— Это бесконечная история, — сказал Мурель. — Надо что-то предпринять. А главное, это чистейший вздор! Я чувствую потребность возразить! Все это совсем не так, как он говорит. Слушайте, откуда взялся этот тип? На кой черт он нам нужен? Вздор, который он с такой уверенностью провозглашает, откровеннейшее буржуазное отношение к отдельным видам труда! Пролетариату не приходит в голову даже думать об этом. Для него все трудящиеся равны. Пролетариат не пугает своих детей трубочистом и не думает об уважении или неуважении к кухарке, подавальщице в столовой, судомойке, чернорабочему, вывозителю нечистот, учителю, зубному или иному врачу… Фу, какая гадость! И это неверно, что человек — «неблагодарное» существо… Ох, сколько вопросов нам предстоит разрешить, пока мы подберем материалы для нового человека… Надо скорее заморозить этого чудака и срочно переделать его. Зачем он нам!

Капелов в отчаянии поглядел на Брусика, который стоял в оцепенении и слушал:

— Что делать, этот Брусик прямо губит нас!..

…Брусик наконец решился. Он кинулся на голого человека, обхватил его ноги и повалил. Четверо служащих Мастерской кинулись с оружием на слушателей и загнали их в камеры. Двое других помогли Брусику уложить голого человека на носилки и привязать ремнем.

Ко всеобщему удивлению, силач не оказал никакого сопротивления. Лежа на носилках, он спокойно продолжал говорить:

— Человеку не только не надо делать ничего хорошего. Его не надо даже развлекать. Вспомните, как безжалостно быстро забывают любимых артистов, певцов, всевозможных развлекателей. Буквально можно установить закон: чем сильнее развлечение, тем острее и прямее неблагодарность и недооценка. Акробат делает головокружительные трюки под куполом цирка, но люди сидят, смотрят на него и хотя, глядя на него, порой сильно волнуются, но забывают о нем через минуту после окончания его номера…

Два человека с трудом подняли носилки и понесли.

В дверях силач вдруг оказал сопротивление. Он ухватился за косяк рукой, легко освободил ее от ремня и, повернув голову к Капелову и Мурелю, которые не уходили, крикнул:

— Но я не кончил фигуры человека. Возьмите его ноги. Я не говорю уже об обуви. Кто уважает сапожника?! Но возьмите даже пальцы на ногах — мозоли на кончиках пальцев… Они мешают человеку передвигаться. Он хромает. Он мучается. Вся жизнь его отравлена из-за этих маленьких и гнусных утолщений кожи. Но когда его спасают, когда их вырезают, когда ему дают возможность свободно передвигаться, он своего спасителя называет презрительнейшей кличкой: «Мозольный оператор!..»

Служащие наконец унесли недоделанного человека на ледник, и Капелов распорядился о продолжении опыта.

— Вздор, — еще раз повторил Мурель. — Это какая-то торгашеская постановка вопроса. «Благодарность». Человеку не надо ничего давать, дарить, доставлять удовольствие. Человек-«неблагодарное существо». Знаете, я в Москве говорил со многими людьми. Как изменились их понятия о природе человека, об его мыслях, чувствах, воззрениях! Как нам нужно будет с корнем вырывать застарелые предрассудки! Как осторожно нам надо будет подходить к тому материалу, из которого мы будем делать нового человека! Сколько придется разрушить привычных старых представлений!

И, обратившись к Капелову, он спросил;

— Из каких материалов его сделали? Хорошо было бы, если бы ткани, которые мы привезли с собой, вы бы отставили куда-нибудь на то время хотя бы, пока мы будем делать по заказу Кумбецкого нового человека. Нам надо быть очень осторожными! О, как заражена, как насквозь поражена старая психика! Как уберечь нового человека от тысячи ее влияний! Предрассудки! Сколько сложнейших, тончайших видов этой самой страшной мозговой болезни нам придется преодолеть! Как ужасен яд предрассудка!

Мурель, почему-то возбужденный и раздраженный речами голого человека, говорил долго, и было то, что всегда бывает, когда кто-нибудь говорит; когда кто-нибудь говорит, то кто-нибудь обязательно слушает. А когда слушают несколько человек, то обязательно находится один внимательный, который слушает для того, чтобы возразить. Так бывает всегда. Всегда находится один или двое, которые хотят в любом споре иметь свое мнение, идти наперекор всем. Когда человека публично обвиняют, то, как бы ни была очевидна его вина, кто-нибудь обязательно выступит с речью в его защиту, и, наоборот, нет такого праведника, заласканного славословиями, против которого не выступил бы его противник. Это делается во всех случаях, за исключением только юбилеев, на которых не принято выступать против юбиляра. Но и тут бывает, что выступают против.

В данном случае Мурелю возразил неизвестный человек, который в числе других был захвачен на одной из улиц Москвы. Его фамилию даже не удалось выяснить.

Пока он говорил, никто, разумеется, не спрашивал его фамилии, а после того, как он высказался, он исчез. Он скрылся в толпе, которая сновала по коридорам Мастерской. Вот вам и администрирование Брусика!