Мастерская пряток

— Правильно, тысячу раз правильно!.. — Борис Павлович достал пачку папирос и вопросительно посмотрел на Марию Петровну. — Меня прислали из Петербурга после провала мастерской в одной из окрестностей. С какими людьми посчастливилось встретиться! Отважны и честны… Нас было пятеро — два студента и трое парней с Путиловского завода. Оружейники классные. Работали от зари до зари, жили на положении невидимок. Дышали по ночам у форточек, на улицу не выходили, баню устраивали раз в месяц. Ко всему народ привык — v.без курева сидеть, и носа не высовывать, и света белого не видеть, а обходиться без баньки не могли. Нет жизни русскому человеку без баньки. Нужно отхлестать себя березовым веничком, чтобы косточки разомлели, задохнуться от пара и сразу обдаться ледяной водой. Дух захватывает… В горле ком торчит, и холодом сводит каждый суставчик. Потом побежит по жилам кровь, и загорят огнем то руки, то ноженьки. Хорошо-то как! Словно на свет родился… Вот она, русская банька! Ни о каком соблазне между собой в мастерской не говорили — по уговору. Зачем мечтать, коли достигнуть невозможно. А на баньку запрет не распространялся… Сидим, бывало, в темноте, форточка раскрыта настежь, холодный воздух с жадностью глотаем и о баньке разговоры ведем. Прекрасное было времечко!

Борис Павлович замолчал, и голос осекся. Он и сейчас жил опасностью, риском, святым делом революции. И не мог забыть товарищей, имена которых не назвал по правилам конспирации. Да, да, жил с ними, делил опасности, мечтал о революции. И не было у него мечты выше и товарищей ближе. Мария Петровна его понимала — она и сама верила в святое братство и не имела друзей вернее и роднее, чем те, с которыми объединяла опасность и служение революции.

— Что произошло с мастерской? — Мария Петровна, боясь задавать этот вопрос, спросила с осторожностью. Судьба динамитных мастерских известна. Живыми не сдавались, отстреливались до последнего патрона. За работу в мастерской полагалась каторга. Это в лучшем случае, чаще виселица. — Провалилась?!

— Провалилась… В мастерской что-то взорвалось… Начался пожар, да никто и спасаться не хотел. Лучше погибнуть в бою, чем на виселице… Это мы давно порешили… Тут полиция прикатила, обложила кругом, как медведя в берлоге. Пальбу открыли, а ребята гранаты стали бросать. Стрельба… Взрывы… Дом вспыхнул, словно факел, но и тогда выстрелы продолжали греметь. — Борис Павлович сжался и стал ниже ростом. Лицо побледнело, лихорадочно горели глаза да белели обтянутые сухой кожей скулы. — В газетах писали… Какие люди! Герои! И смерть счастливая — с оружием в руках!

— А как же вы?

— Остался живым, на беду. Мне приказали, как только началась осада, уйти и предупредить товарищей в комитете. — Борис Павлович говорил медленно, слова подбирал с трудом. Его душила боль утраты. — Я просил, настаивал, но мне приказали. Все дело в том, что я хорошо знал местность и имел больше шансов пробраться в город всякими тропками. Вот на меня и понадеялись дружки.

— А потом? — решила уточнить Мария Петровна.

— В Питере отправили на явочную квартиру. Там приняли, обрядили, словно франта. И даже перчатки дали. Хозяин из интеллигентов. Ничего не пожалел, чтобы меня спасти. И пароль дал, который я едва запомнил. Хозяин старался подбодрить и на прощание сказал, что помочь мне может только работа. Вот и приехал в Саратов — дайте работу! Сердце горит, руки чешутся. Я — токарь с Путиловского, и не последний!

— Работа будет. Отдыхать некогда. Оружие на вес золота. К тому же золота партия не имеет. — Мария Петровна придирчиво оглядела Зотова. — Из партийной кассы вы получите семь рублей. Деньги небольшие, но других нет. На толкуне подберите что-нибудь попроще. Штаны, пиджак… Все можно купить у старьевщиков из татар. Нужно не выделяться из мастеровых. Да и рубаху непременно прихватите. Лучше в горошек. Их все больше мастеровые носят. Великолепие сие оставьте на явочной квартире. — И она показала глазами на костюм Зотова. — Такой гардероб пригодится при случае. А случаев в нашем деле превеликое множество.

— Спасибо… Спасибо… — Борис Павлович благодарил, прижав руку к груди. — Без денег, пожалуй, обойдусь… На толкуне загоню и рубаху барскую, и галстук-бабочку… — Мысль о галстуке-бабочке Зотова развеселила, и он впервые за встречу широко улыбнулся.

Улыбнулась и Мария Петровна. Парень-то приходит в себя. И улыбка его красит. Только плана не одобрила: