Мария Петровна вышла на платформу и подивилась суматохе. Каждый раз суматоха — словно наступил конец света — возникала при прибытии поезда дальнего следования. Толчея народу, крики… Разноголосый гул перекрывал гудок паровоза, доносившийся издалека. Шум и крики нарастали. Из тумана, который все еще не рассеялся, показался поезд.
В толпе промелькнул Борис Павлович. В руках деревянный сундучок, с которым путешествовали плотники из артели, и пила, завернутая в холстину.
Наконец-то он пристроился к артели плотников. Артель возглавлял старик с седой окладистой бородкой. В тулупчике, несмотря на теплую погоду, и в барашковой шапке. Старик также держал в руках сундучок и зорко оглядывался по сторонам. Конечно, вокзал кишит ворами да разбойниками. Рядом стояли парни, похожие на старика. Только с русыми бородами. Парни ловили каждое слово отца. За могучими плечами болтались котомки. Старик заметил Бориса Павловича, который явно пристраивался к артельщикам, но ничего не сказал. Борис Павлович обрадовался. Тем более что к прибытию поезда на перрон выкатили жандармы.
Мария Петровна тоже заметила жандармов. Борис Павлович это понял по едва уловимой настороженности в ее движениях. В руках саквояж, с которым обычно ходили фельдшерицы да учительницы, и стопка букварей.
Паровоз, пыхтя и отдуваясь, выпустил пары и замер. В последний раз заскрежетали тормоза, ухнули буферные тарелки. Клубы пара расползались по станции.
И тут Мария Петровна обнаружила шпика, нахального субъекта. Шпик носил очки в золотой оправе и трость с набалдашником. Знакомая личность! Много раз она его водила по городу, скрываясь в проулочках да проходных дворах. В последние дни слежку шпик вел открыто и не отпускал на расстояние более десяти шагов. Такая наглость заставляла предполагать о скором аресте. И это волновало. Спокойствие невозможно терять в работе, так и ошибок можно наделать… Холодный рассудок подпольщику нужен, как воздух. Шпик из столичных и появился месяц тому назад. Местные шпики с такой наглостью не работали. А здесь столичная школа видна…
Встреча со шпиком ничего хорошего не обещала. Интересно, кто его заботит — она или Борис Павлович? Нет, Зотов интересовать не мог. С поезда попал к ней в квартиру, потом со всякими предосторожностями Марфуша отвела его в укромное местечко на Волгу. Одиноко стоял тот домик на берегу, подходы хорошо просматривались. И на толкун Зотову запретила выходить. Вещи меняла хозяйка, тихая вдова, на которую и подозрение не падет. И переоделся удачно, не сразу его узнала.
Значит, она… Что ж? Не впервой спасаться от слежки. Мария Петровна подошла к молодке, которая, к счастью, замелькала на перроне. Ребенка она спустила на землю. И петушка запихнула за кушак на тулупе мальчика. У молодки груда вещей — мешки, сундучки, котомки. Ребенок держался за мать и орал изо всех сил. Ни петушок, ни подзатыльники его не интересовали.
Мария Петровна сняла очки, как всегда боялась потерять в суматохе, и наклонилась к малышу. Наконец-то малец закрыл рот и начал слушать. Вытащил деревянного петушка и принялся воинственно размахивать. Петушка на этот раз не бросил, как раньше. Видно, понимал — в вокзальной кутерьме его и потерять недолго. И мамке не до баловства, и подзатыльник отвесит настоящий.
К радости Марии Петровны, седьмой вагон, куда взяла билет молодуха, остановился рядом. Голубева решила сесть в седьмой вагон, чтобы не мозолить глаза шпику. Потом, на ходу поезда, перейдет в свой. Стояла, ожидая посадки, и держала мальчонку за руку. Молодуха проявила недюжую силу и расторопность — растолкала всех и, как у кассы, оказалась первой у дверей вагона с мешками и сундучками. Она кричала и плакала, размахивала руками и упрашивала. Наконец втащила сундучки на крутую лесенку, загородив дверь. Втиснула в вагон не без борьбы и сына с петушком, и Марию Петровну, к которой почувствовала расположение.
В вагоне молодка опять-таки пробилась к окну, отпихнула верзилу, похожего на молотобойца, и захватила нижнюю полку. Вытерла вспотевшее лицо и принялась усаживать сынишку с Марией Петровной напротив себя.
Народ набился в вагон, словно сельди в бочку. Вещами заняли проход и закидали верхние полки.
Мария Петровна всегда дивилась, откуда берется такое немыслимое количество вещей у пассажиров на железной дороге. Словно вся Россия-матушка сложила свои пожитки и двинулась навстречу неизвестности.
Шпик бегал по перрону, заглядывал в лица пассажиров, но людской поток его закрутил, бросая, как щепку в половодье. И шляпа сбилась на ухо, и трость с набалдашником потерялась. Попытался он забраться в седьмой вагон, да куда там — сундучки и мешки загораживали вход, словно пассажиры возводили баррикаду.
Борис Павлович оказался в том же вагоне, правда в другом конце. Он неторопливо разговаривал со стариком. Старик угощал его махоркой и дружелюбно подталкивал локтем.