Мастерская судеб

Из зала летели всё новые и новые вопросы, на которые автор давал всё такие же шаблонные, бессодержательные ответы, но Иван их уже не слышал. Голова его внезапно закружилась, звуки стали гулкими и далёкими, словно доносились до него через толстый слой ваты. На секунду он встретился взглядом с писателем – глаза его тут же стало жечь и щипать, как от мыльной пены. В этот момент Иван увидел.

Он видел очень способного маленького мальчика из дружной интеллигентской семьи, сына университетских преподавателей. Видел книжного ребёнка, благоговейно замершего перед внушительной отцовской библиотекой, запоем проглатывающего том за томом, забывающего за чтением обо всём на свете. Он видел юношу, который в душе намного старше своих сверстников на добрый десяток лет, постоянно побеждающего на всевозможных литературных конкурсах, – гордость родителей и учителей. Видел агрессивное непонимание со стороны многих ровесников, издёвки и нападки хулиганов, постоянные проверки на прочность, неоднократно сломанный нос в потасовках после уроков. Видел раннюю смерть отца от инфаркта, тяжёлую болезнь и медленное увядание матери.

Он видел глубокий экзистенциальный кризис очень умного и талантливого молодого человека, более всего на свете мечтающего стать настоящим писателем, вынужденного бросить институт и тяжёлым трудом зарабатывать на жизнь. Видел, как отчаяние чередовалось в нём с надеждой, а периоды морального упадка и творческого простоя с лихорадочной работой по ночам. Иван видел его главную мечту.

Ещё в двенадцатилетнем возрасте ему в руки попала книга очень знаменитого фантаста, корифея жанра, вышедшая в свет ещё полвека назад, и начинающий писатель был покорён силой этого произведения, буквально растворившись в нём. Год от года он множество раз перечитывал эту книгу, а впоследствии и остальные произведения этого автора, впитывал их в себя, перенимал их дух, стиль, атмосферу, разбирал их на мельчайшие составляющие. Он буквально вживался в творчество другого, давно ушедшего из жизни человека, так что в скором времени, в самых заветных своих мечтах он ставил себя в один ряд со своим кумиром. С годами это стало его страстью, его манией – вписать своё имя в историю фантастики наравне с классиками, с небожителями от этого жанра. Вдохновлённый этой своей мечтой, он писал и писал, работал над собой, искал свой стиль, переживал неудачи и снова начинал сначала, и к тридцати годам он, наконец, написал книгу, которая в одночасье стала бестселлером.

Терпение и упорство его были вознаграждены. Набравшись опыта и набив все необходимые шишки, он вышел на пик формы как раз в самое подходящее для себя время: голодные и мрачные девяностые остались позади, начались сытые нулевые, и у людей появились свободные деньги, а у некоторых даже проснулось и желание покупать книги, затеплилась жизнь в сфере рекламы, прочное место в обывательском обиходе начал занимать интернет, общественное сознание в очередной раз начало стремительно меняться, и в представлении широких масс слово «отечественный» переставало быть полным синонимом слова «мусор» – так что вышедший в свет захватывающий научно-фантастический роман попал на благодатную почву и был практически обречён на успех. Автор получил долгожданное признание, и перед ним открывалась ровная, широкая дорога, ведущая ко множеству непокорённых вершин.

Иван видел, как шли годы, как за первым успехом последовал новый, как автор становился настоящей звездой российской литературы. Появлялись первые переводы на иностранные языки, получались всё новые, в том числе и международные, награды и премии, появлялись новые идеи, строились колоссальные планы, находились неожиданные решения. Но не было возможности всё это реализовать – безудержный творческий полёт оказался несовместим с прозаической реальностью.

Каждую новую, не подходящую к привычному формату идею и его издатели, и его читатели встречали в штыки. Любое отхождение от той формы, от того стиля, с которыми он в своё время завоевал популярность, не находили понимания. Читатели хотели уверенности, что, открывая каждую новую книгу любимого автора, они получат те же эмоции, увидят такое же захватывающее действо, снова смогут прикоснуться к любимым персонажам. Издателям же хотелось роста продаж, и им было совершенно некстати, что их самый прибыльный автор поглядывает в сторону не самых коммерческих жанров. Так что автору приходилось выдерживать постоянный двойной моральный прессинг, а решимости пробиваться к своей мечте во что бы то ни стало он уже в себе не находил. Он чувствовал себя как тот певец, который спел однажды, много лет назад, песню, ставшую шлягером, и теперь остаётся её заложником. Публике неинтересно, что у него есть множество других отличных песен, от него требуют петь только её, ту самую, легендарную. И никого не волнует, что самого исполнителя от неё уже тошнит, он им интересен только в одном амплуа, и поэтому поклонники никогда не позволят своему любимцу своевольничать.