– Поначалу я каждый день ходил смотреть на пришельцев, – сказал Стиффи, – потому что, если бы у них что-нибудь произошло, я бы тотчас пошел девчонке рассказать. Наблюдать, значит, ходил. Так мне тогда казалось. А теперь я думаю, что дело было вовсе не в этом. Не это главное. Мне просто нравится на них смотреть. Я раньше думал, что это чужие твари и нечего им тут делать. А теперь не думаю. Они ведь как люди. Я их больше не боюсь, как поначалу. Я прямо подхожу к ним и кладу руку на бок – а шкура теплая, живая…
– Если ты собираешься завтракать, – перебил его Нортон, – то скажи Салли, чего тебе принести. Я уже тебя обогнал.
– Ты сказал, что заплатишь?
– Сказал.
– Фрэнк, а с чего это вдруг…
– Считай, что это был внезапный порыв, о котором я уже пожалел. Так что если не поторопишься…
– Ну тогда много оладий, к ним глазунью из пары яиц, – сказал Стиффи. – И если есть, пару сосисок. И пожалуй, еще несколько кусочков бекона и пару кусочков масла…
– Если эти ученые засранцы не поторопятся со своими дурацкими инструментами и не успеют поставить все как надо – солнце зайдет, и ни фига с их экспериментом не получится, – сказал сержант.
– Они хотят сделать все как надо, – ответил полковник. – Им нельзя ошибиться. Надо, чтобы получилось с первого раза, второй попытки не будет. Может быть, вам так не кажется, сержант, но это задание чрезвычайной важности. Из самого Вашингтона. Поэтому все должно быть тип-топ.
– Но, сэр, вы только посмотрите, что они делают! Нацелят свои камеры, поглядят в них, снова нацелят… И так уже несколько часов! Словно старые девы на прогулке. Нарисовали мелом крест у пришельца на заднице, прицелились… Я же сам это ружье наводил и знаю, что прицел точный. Пришелец ни разу не шевельнулся – чего ж тут еще проверять? И почему ружье? Почему не попробовать что-нибудь посерьезнее? Вряд ли будет толк, если кинуть пулю тридцатого калибра такой дуре. Это ж ей как укус комара!
– Если честно, сержант, – сказал полковник, – я сам удивляюсь. Но в приказе именно так. Даже точнее: тридцатый калибр со ста ярдов. Только это – и больше ничего. Должно быть ружье тридцатого калибра, сто ярдов и чтобы все камеры и приборы стояли так, как хочется этим джентльменам…
Он прервал разговор, увидев, что к ним подходит один из ученых, до сих пор возившийся с камерами.
– Можете начинать, полковник, – сказал он, подойдя ближе. – Только перед выстрелом проследите, пожалуйста, чтобы в радиусе по крайней мере двухсот ярдов никого из людей не было. Не исключено, что будет серьезный ответный удар.
– Надеюсь, ваш электронный прибор сработает? – спросил сержант. – Ружье выстрелит?
– Несомненно, – невозмутимо ответил ученый.
– Давайте, сержант, убирайте людей, – распорядился полковник. – Надо поскорее кончать с этим делом.
Сержант пошел, на ходу выкрикивая команды.
– Камеры готовы? – спросил ученый техника-оператора.
– Закрутятся по той же команде, по которой выстрелит ружье, – ответил оператор. – Чертову прорву пленки намотал. Эти камеры ее просто-таки жрут.
– Полковник, – сказал ученый, – нам тоже пора уходить.
Пришелец стоял неподвижно, как простоял уже много часов, на песке, согретом осенним солнцем. Крест, начерченный мелом, ясно выделялся на черной шкуре.
– Меня просто поражает, – сказал полковник, – как спокойно он стоял все время, пока мы тут вертелись, подготавливая выстрел. Он вообще знает о нашем присутствии?
– Я уверен, что знает, – ответил ученый. – Но у меня такое чувство, что это его совершенно не волнует. Он испытывает к нам что-то вроде пренебрежения.
Ученый повернулся лицом к пришельцу. Полковник последовал его примеру и крикнул:
– Сержант! Люди в укрытии?
– Так точно, сэр!
Сержант подал знак человеку из Вашингтона, тот поднял крошечный приборчик, зажатый в руке, и нажал кнопку.
Ружье выстрелило – и пришелец ответил ослепительной вспышкой, поглотившей ружье на треноге. Полковник прикрыл глаза ладонью – таким ярким был этот свет. Опустив руку, он увидел, что и ружье, и тренога раскалились добела. Вся конструкция медленно оседала на землю, а куст полыни возле нее рассыпался в пепел.
Полковник взглянул на пришельца. Тот стоял все так же, будто ничего не случилось, – только белого креста больше не было.
Сенатор Дэйвенпорт расхаживал по комнате со стаканом в руке.
– Черт возьми, Дейв, – сказал он Портеру, – вы же там должны что-нибудь предпринять! Нельзя же сидеть и смотреть, как эти твари лезут нам на голову!
– Но, папа, – вмешалась Элис, – они вовсе не лезут на голову. Собственно, они вообще ничего еще не сделали.
Сенатор остановился, разглядывая дочь, потом рявкнул:
– Ничего не сделали!.. Они истребляют наши леса, они глотают лесные склады, они уже до автомобилей добрались…
– Ну да, – сказала Элис. – Старый, подержанный хлам, который какой-то торгаш собирался всучить не подозревающей подвоха публике…