Мастодония

Ватикан был частью этого мира, он пустил корни в его землю и теперь рос здесь, как растут деревья и трава. К востоку и югу простирались сады и огороды – пасторальный, идиллический оазис, окружавший здания Ватикана и поселка и роднивший Ватикан с планетой. На западе высились горы – скопление причудливых теней, театр, в котором никогда не прекращалось представление. Горы, в которые Джейсон влюбился с первого взгляда. А она тогда пожимала плечами и удивлялась – что он в них такого нашел? Горы как горы.

«Как я ошибалась, – думала Джилл, щурясь от лучей заходящего солнца. – Горы – друзья, по крайней мере могут быть друзьями».

Красота гор входила в нее день за днем, и теперь она смотрела на них с радостью и восторгом, покоренная их величием. Глядя на них, она осознавала, что найдена некая точка опоры, нечто незыблемое и вечное. Посмотришь – горы на месте, значит – стоит жить.

«Просто до сих пор, – поняла она, – у меня не было времени остановиться и посмотреть на горы. Я была не права, а Джейсон – прав».

И как только она произнесла мысленно имя Теннисона, она поняла, что хочет видеть его. Раз его не было в клинике, то, скорее всего, он пошел к себе. Хотя как знать, может быть, по обыкновению, отправился на большую прогулку – не исключено, пошел навестить Декера.

Когда она постучала в дверь Теннисона, ей никто не ответил. «Наверное, лег вздремнуть», – решила Джилл. Она толкнула дверь, дверь отворилась. На Харизме никто не запирал дверей – в замках нужды не было.

В гостиной было пусто. На кухне никто не гремел посудой, значит не было и Губерта. На каминной плите играли блики заходящего солнца.

– Джейсон! – негромко позвала Джилл. Она сама не знала, отчего ей вздумалось говорить так тихо. Наверное, потому, что в комнате было так тихо. Она увидела в зеркале над камином свое отражение – одинокую фигурку посреди пустой комнаты и бледное лицо с уродливым красным пятном. – Джейсон! – повторила она громче.

Не получив ответа, Джилл вошла в приоткрытую дверь спальни. Кровать была убрана, покрыта разноцветным пледом. Дверь ванной была открыта, значит Джейсона точно не было дома.

Немного расстроившись и глядя в пол, Джилл распахнула дверь из спальни в гостиную и, к своему удивлению, увидела Джейсона, стоявшего к ней спиной. Джилл обошла его сзади… Лицо его было непривычно суровым, словно окаменевшим. Казалось, он не видит ничего вокруг.

«Откуда он взялся? – подумала Джилл. – Как я могла его не заметить? Дверь не скрипела, да и в спальне я не так долго пробыла, чтобы он успел войти!»

– Джейсон! – воскликнула она. – Что с тобой?

Он поднял голову и посмотрел на нее, не узнавая.

Джилл подошла к нему совсем близко, заглянула в глаза, обняла за плечи, тряхнула…

– Джейсон, да что с тобой?!

Его взгляд, по-прежнему устремленный куда-то сквозь нее, немного прояснился.

– Джилл, – проговорил он срывающимся голосом, как будто и впрямь только что заметил ее. – Джилл… Я был далеко… – проговорил он, нежно обнимая ее.

– Ясно. И где же ты был?

– Не здесь… В другом месте.

– Джейсон, не надо! В каком другом месте? Что ты говоришь?

– Я был… в математическом мире.

– В том, который ты видел во сне? Опять страшный сон?

– Да, но… теперь это был не сон. Я там был наяву. Ходил по поверхности и… Мы были там с Шептуном.

– Шептун? Это то маленькое облачко алмазной пыли, о котором ты мне рассказывал?

– Мы там были как единое целое, – не ответив на вопрос, сказал Теннисон. – Вместе.

– Ну-ка, давай садись в кресло, – приказала Джилл. – Выпить хочешь?

– Нет, не нужно ничего, – покачал головой Теннисон. – Только не уходи никуда, побудь со мной.

Он поднял руку и нежно погладил Джилл по щеке – той, которую безжалостно изуродовало красное пятно. Он привык делать это, – казалось, он показывал ей, что любит, несмотря на физический недостаток. Поначалу она отстранялась, будто эта ласка напоминала ей о существовании пятна. А он, с тех пор как они встретились, ни разу, ни единым словом не обмолвился, что помнит о проклятом пятне. А она, думая об этом, понимала, что именно поэтому так любит его – единственного мужчину, который сумел полюбить ее, преодолев отвращение, – нет, не преодолев, а просто не испытывая ничего похожего на отвращение, – он действительно не замечал страшного пятна, забыл о нем. И она больше не противилась его ласке и нежности, воспринимая их как милосердие.

Теплая ладонь скользила по щеке Джилл. В зеркале над камином Джилл видела свое отражение, она видела, как движется рука Джейсона, поглаживая ее щеку, и любовь была в этом движении…

И вдруг, когда рука Джейсона еще не успела оторваться от ее лица, Джилл задохнулась от изумления.

«Нет-нет! – мысленно проговорила она. – Этого не может быть! Это воображение, просто такое мгновение, когда вдруг кажется, что мечта сбывается! Ничего я не вижу, все это мне только кажется. Пройдет секунда-другая, и чары рассеются, и все станет как было…»

Она стояла не шевелясь, а секунды шли и шли… Джилл закрыла глаза и снова открыла, а мечта сбывалась и сбывалась…

– Д-джейсон… – запинаясь, выговорила Джилл.

Он молчал.