Мать четырех ветров

Восемь. Вечер все того же бесконечного дня. Колокол на башне Ветра ничего такого не отбивал, а примерное время я уточнила у молоденького стражника, который с рвением пер­вогодка проверял мои отпускные документы. Выбираться на­ружу официальным путем, а не таясь и путаясь в лабиринте сточных труб, было непривычно. Зиг не подвел — разрешение на прогулку за пределами Квадрилиума ждало меня в канце­лярии. Со всеми полагающимися подписями и даже сургуч­ной печатью, на коей символически изображались все четыре факультета, сиречь стихии. Огненная саламандра, припадаю­щая к земле на фоне перевернутого треугольника, держала в лапе кубок, олицетворяющий воду, а жирный эллипс, в кото­рый заключалась картинка, был ветром. Ну, или вроде этого.

— Все в порядке, — с сожалением сообщил мне страж­ник. — Мэтресса Ягг, прошу вас.

Но, вопреки ожиданиям, дорогу мне не уступил, а продол­жал смотреть с какой-то мальчишеской обидой. Я в сотый раз, пытаясь не трясти головой, расправила на плечах круже­во новой мантильи и вопросительно приподняла брови.

— Говорят, университет с землей сровняло? — несмело во­просил вояка.

Ах, вот в чем дело! Я улыбнулась с облегчением. Мальчик торчит здесь, у западных ворот, и ему ничегошеньки не вид­но, что там, в самом сердце Квадрилиума, происходит.

— Тряхнуло знатно, — с готовностью ответила я. — Внут­ренние перекрытия в нескольких корпусах порушило, толь­ко уже почти все починили. Маги, знаешь ли, ценят комфорт.

— Говорят, студенты из окон так и сыпались, как перезре­лые мандарины.

Я важно кивнула, борясь с желанием потереть ноющее плечо. Потому что перезревшие мандарины, плохо призыва­ющие ветер, приземляются на брусчатую дорожку с некото­рым членовредительством. А что нам еще оставалось делать? Смерти своей дожидаться или спасателей? Это теперь мне уже ясно, что лучше было бы переждать. Здоровее бы были. А тогда обуяло меня чувство, названное по имени одного грецкого бога, паника то есть, вот я и скомандовала — пры­гать. Высоко, далеко, страшно. Эх, трем смертям не бывать, одной не миновать! Невероятно послушный и предупредите­льный Игорь мое начинание с готовностью поддержал и даже вытащил из-под кровати упирающуюся всеми конечно­стями донью Гутьеррес. Эмелина, когда сообразила, кто ее домогается, не преминула упасть в картинный обморок. И соизволила очнуться от него, когда мы втроем уже летели вниз. Как же она орала, ёжкин кот! Кажется, обрушение за­падной мансарды теперь на ее, Эмелининой, совести.

— А что говорят? Что послужило причиной?

Я важно пожала плечами. О причинах нам никто сооб­щить не удосужился.

— Будьте осторожны, донья Ягг, — наконец уступил мне дорогу служивый. — В Нижнем городе неспокойно.

Я чинно семенила к калитке, опять поправив мантилью. Черепаховый гребень, одолженный мне ставшей невероят­но предупредительной Эмелиной, был воистину огромен. Опасения, что шея моя не выдержит и надломится под его тяжестью, были не лишены оснований. Но отказаться от столь неудобной обновки я никак не могла. Эмелина с такой гордостью рассказывала, как ее героический папаша охо­тился в восточных морях на плотоядную черепаху-людоеда, чей панцирь и послужил материалом для украшения, что обидеть соседку просто язык не повернулся. Вот теперь и приходится ходить очень-очень прямо, как будто я элорийская селянка, несущая на голове кувшин с вином, или, нао­борот, северный олень, изнемогающий под тяжестью ветви­стых рогов, или…

Звякнул засов на калитке за моей спиной. А времени-то у меня не особо много. Зигфрид уже ждет меня у башни Ветра, а у меня еще денежный интерес в Нижнем городе. Ну да лад­но, барону придется немного поскучать без своей подруги. Я решительно сдернула с головы мантилью, вызвав недово­льное шипение проходившей мимо почтенной матроны, и припустила в направлении гавани. Нижний город, таверна «Три танцующих свиньи». Мануэль Изиидо, я спешу к вам!

В трактире было душно и темно. После яркого закатного солнца мне пришлось долго моргать, пока глаза привыкали к перемене освещения.

— Что там, стоит Кордоба? — хрипло спросил трактир­щик, выглядывая из-за стойки, будто рак-отшельник. — Или конец ей пришел?

— Стоит, и еще сто лет стоять будет! — громко ответила я, разгоняя царящий в пустом помещении сонный морок. — А у вас, как я погляжу, не густо сегодня с посетителями?

— Боятся. Как трясение закончилось, все по своим домам разбежались. Твой этот, недоучка, тоже сбежал, с рассветом.

— Мануэль? — недоверчиво подняла я брови. — Куда?

— А мне это неизвестно. — Трактирщик, кряхтя, выбрался из-за стойки. — Со вчерашнего дня его никто не видел. А мо­жет, и с позавчерашнего… И вообще, я к нему в няньки не на­нимался.

Мне вспомнилось, что прозвище у хозяина неприятное — Плевок и сам он сейчас был похож на комок слизи — потный, жирный. И рожа его багровела самым неприятным образом.

— Это у тебя спрашивать надо, где твой милый друг обре­тается. И главное, в такой важный момент, когда маги в оче­редной раз что-то напутали, когда такой удачный переполох в городе случился…