- Потому что хуже. Володька, японцы уже переносные компьютеры делают, а наши ЭВМ полкомнаты занимают. Нет у нас микроэлектроники, а у японцев - есть.
- И у нас есть! - возмутился Пахомов. Он сбегал в свою комнату и вернулся с "Весёлым поваром". - Вот это что?
Отец засмеялся.
- Это ж всё скопировано у них. Своего у нас ничего нет. А что есть, так сплошная рухлядь. Мы от них отстали лет на сорок.
- И ничего не скопировано! - захлёбывался Пахомов. - Сами сделали! Сами.
- Ну, пусть сами, - согласился отец.
- А Гагарин? - не унимался Пахомов. - А "Буран"? А АЭС? Нам Маргарита Николаевна говорила: у нас первая АЭС в мире! Вот!
- У нас она первая и взорвалась, - хмыкнул отец. - Про Чернобыль вам в школе не рассказывают?
Пахомов замотал головой, а отец продолжал:
- Всё сыпется, Володька. После Сталина у власти одни воры и болтуны. - Он вздохнул, почесал щёку. - Ладно, бог с ним. Ты уроки сделал? Нет? Ну-ка быстро иди делай.
Пахомов ушёл.
Мать пришла только в девять. Пахомов весь извёлся, ожидая её. То и дело спрашивал у отца:
- Может, она в магазин пошла?
- Володька, я не знаю! - раздражённо отвечал отец.
Услыхав знакомый звук открываемой двери, Пахомов бросился к вошедшей матери и обнял её. Отец в прихожую не вышел, остался сидеть на диване.
- А где папа-то? - спросила мать.
- В комнате.
- Понятно.
Мать прошла в большую комнату, сказала:
- Привет!
- Привет, - угрюмо ответил отец. - Где была?
- На работе. Где ж ещё?
- Не знаю. Может, гуляешь где.
Володька прошмыгнул к себе и затаился, прислушиваясь. Стукнули открываемые створки шкафа.
- Глупости какие-то несёшь, - сказала мать.
- Чем же вас так нагружают?
- Чем всегда.
- Захарову почему-то не нагружают. А ты там на особом счету, что ли?
- Не веришь - сходи на работу и спроси.
- Схожу и спрошу.
- Сходи и спроси.
Мать переоделась, заглянула в детскую.
- Володя, ты ел? Пошли ужинать.
- Сейчас!
Мать вернулась в большую комнату, сказала отцу:
- Кстати, в "стекляшке" болгарские дублёнки выбросили. Сходил бы и узнал - может, есть на тебя.
У Пахомова захолонуло в груди. Болгарские дублёнки! Надо запомнить, если спросят на конкурсе.
- Ладно, - недружелюбно ответил отец.
- Ты есть будешь?
- Нет.
Атмосфера накалялась. Отцу нужен был предлог для ссоры, и он его, конечно, нашёл.
Сцепились, традиционно, из-за форточки. Отец, пройдя на кухню, приоткрыл её, впустив морозный ветер. Мерзлявая мать потребовала закрыть.
- Хочешь, чтобы ребёнок простыл?
- А ты хочешь, чтоб он задохнулся?
- Виктор, закрой форточку.
- Умолкни.
Мать всплеснула руками.
- Что значит "умолкни"? Что значит "умолкни"? Ты вообще как разговариваешь?
- А ты как? - заорал отец. - Работой её грузят! Думаешь, поверю?
- Да пожалуйста, не верь. Тоже мне! Что ты психуешь?
- Да потому что ты доводишь!
- Я?
- Да, ты! - громыхнул отец. - В квартире вечно не продохнуть, все форточки закупорены...
- Мы возле тебя в постоянном напряжении, - запричитала мать. - В постоянном! Как можно так жить?
- А как мне жить? За квартиру плати, за перелёты плати, да ещё сапоги твои, да шубы...
- Какие шубы? Ты мне хоть одну купил?
- А шапка на чьи деньги куплена?
- Вспомнил!
- Да, вспомнил! Всё у тебя денег нет! Куда ты их только деваешь?
Скандалили минут сорок. Наконец, затихли. Отец ушёл смотреть телевизор, мать села на кухне читать "Роман-газету". Примерно через час, помыв посуду, зашла к сыну в комнату.
- Володя, я эту ночь у тебя посплю, хорошо? На полу.
- Ладно, - согласился Пахомов. Ему это было не в новинку. - А к нам сегодня "моржи" приходили, - сообщил он.
- Какие "моржи"?
- Которые в холодной воде плавают. Вернее, одна женщина была. Рассказала про главного "моржа". Его фашисты пытали, а он только здоровее сделался! - И Володька пересказал всё, что услышал от тётки со странным именем Луиза Муратовна. - Можно, я тоже закаляться буду?
- Конечно, - улыбнулась мать. - А выдержишь?
- Я выдержу!
Отец услышал, тоже зашёл в комнату.
- Я сам тебя закалять буду. Без этого ихнего Исусика.
Володька пришибленно замолчал. Мать направилась в большую комнату за постельным бельём, тихо бросив отцу: "Дурак".
Утром она ушла на работу раньше отца. А тот подозвал к себе Володьку и отчитал его.
- Ты вообще своей головой думаешь? Мать у тебя ночует, а ты и рад. Ты ж - пацан, соображать должен, а не кивать. Понял меня?
Володька хмуро кивнул и побрёл в школу.
Глава седьмая
Конкурс на болгарскую путёвку проводила завуч. Желающих, к удивлению Пахомова, набралось немного - всего десять человек. И ни одного пахомовского одноклассника. Правда, в последний момент Володьке удалось затащить на конкурс Белякова.
- Пошли, хуже-то не будет, - сказал он, устрашённый перспективой остаться одному перед лицом такой ответственности.
Тот пожал плечами. Делать всё равно было нечего.
Викторину устроили в субботу, после уроков, в классе пения. С портретов, висевших на стене, грозно взирали Чайковский, Глинка и Мусоргский. К доске был пришпилен плакат с текстом песни "Крейсер Аврора". Рядом кто-то нарисовал гитару и размашисто вывел мелом: "Башлачёв".