Мать (CИ)

Светлана захлопнула дверь и дала по газам. Гаев был уверен, что больше её не увидит.

Я ощущаю, что задыхаюсь

Во внешне приятном пейзаже

Кажется мне, что я растворяюсь

Или что плавлюсь даже

Кажется, будто мысли и чувства

Мне присылают по почте

Кажется, что до безумия грустно

Длятся бессонные ночи

Тянутся дни. Чешуя ожиданья

Сыплется мне на плечи

Встреча... Но вот неизбежность прощанья

Скажем: "До новой встречи"

Снова вперед по заброшенным свалкам

Радостных самообманов

Век напролет ждать взгляда-подарка

Прятаться в гранях стаканов

Чувствовать схватку воли и долга

Рушить и ставить ограды

Тянется жизнь мучительно долго...

Так надо.

Больше всего его донимал вопрос, что делать с новой одеждой. Оставить себе или выбросить? Выбрасывать было жалко, но если оставить, маманя обязательно начала бы задавать вопросы. Гаев немного поколебался, но всё же, вернувшись домой, сунул купленный Светланой прикид в полиэтиленовый мешок и выкинул в мусоропровод. Пусть бомжи порадуются.

Глава пятая

Пасха в том году выпала на начало мая. По доброй русской традиции Гаев с маманей поехали на кладбище проведать могилу отца.

Пока ехали, на мобильник пришло два предложения о кредите и одно сообщение о скидке. "Задолбали", - подумал Гаев, привычно удаляя их из памяти.

Вспомнился давешний разговор в магазине и собственное непомерное удивление, что кто-то, оказывается, воспринимает эти предложения не как посторонний шум, а как реальный способ встать на ноги.

"А как ты без кредита поднимешься? - формулировал жизненные цели стриженый Артём. - Я когда из армии, короче, вернусь, обязательно возьму кредит, заведу точку по продаже ванных аксессуаров. У меня контакт с чуваком есть. Он будет продукцию поставлять. Года за два долг отобью, буду расширяться. Вообще, хочу через пять лет купить Мерс. Машина - это же статус. У меня один кореш из института уже на своём Мерсе рассекает. Правда, подержанном - ему пятнадцать лет. Зато - свой. Я, наверно, тоже бэушный возьму. А лет через десять - новый".

"Ну, у меня планы поскромнее, - сказала Марина, румянясь. - Нам в школе учитель по ОБЖ судьбу предсказывал. И мне сказал, что я буду в строительном бизнесе. И ведь угадал! Я вчера прошла собеседование на менеджера по закупкам в фирму по продаже сайдинга. Сказали, есть перспектива роста - до главного менеджера. Прикиньте? Буду расти".

Гаев слушал их и тихо офигевал. Все эти разговоры представлялись ему какими-то беседами инопланетян. Банки, бизнес, "буду расти". Неужели кому-то реально хочется стать главным менеджером? Не полететь в космос, не сочинить гениальную песню, а тупо сидеть в кресле и командовать другими. Вот это и есть предел мечтаний? "Мама, когда я вырасту, хочу работать главным менеджером". Это ж даже звучит абсурдно. А вот поди ж ты - стремятся и даже радуются.

По заковыристой аналогии вспомнилось, как маманя рассказывала про велюровый ковёр с оленями, висевший у бабки на стене: "Всю пенсию на него ухлопала, а сейчас и не нужен никому. На дачу пришлось отвезти. А ведь дефицит был! Всё переживала: "Хоронить будут и скажут: Райка себе даже на ковёр не нажила". А нынче и задаром никто не хочет брать. Кто ж знал!".

Никто не знал. Когда гикнулся Союз, а с ним - и социализм, Гаеву было двенадцать лет. Идеологически подкованный, он с ужасом ждал прихода капитализма. В то время он представлял себе капитализм так, как о нём рассказывали в школе и показывали по телевизору: безработица, эксплуатация, человек человеку - волк, и так далее. "Неужели и у нас так будет?", - со страхом думал он.

Реальность оказалась не так страшна, но тоже, в общем, несимпатична. На улицу его, к счастью, никто не выкинул, но и на взлёт он тоже не пошёл. Да и не хотелось даже. Сама мысль о полном рабочем дне ввергала его в панику. Воображению сразу рисовались одинаковые автоматы, что-то штампующие на конвейере, типа шагающих молотков из клипа "Пинк Флойд". Одинаковые люди в одинаковой стране... Сознание бежало от этой перспективы, как от орды монголо-татар.

День был ясный, но ветреный. Громко хлопали полотнища навесов, под которыми торговали цветами, свечами и прочей атрибутикой кладбищ.

Маманя купила по букету пластмассовых хризантем и люпинов, взяла венок из искусственных веток ели.

- А что же настоящих-то нет? - проворчала она.

Продавщица всплеснула руками.

- Есть и настоящие. Хотите? - она назвала цену.

- Нет, спасибо, - ответила маманя.

Они зашли в отдел инвентаря, взяли там лопатку, грабли и рабочие перчатки.

- Небось, всё травой уже заросло, - сказала маманя. - Последний раз тут когда были? Прошлой осенью?

Могила отца находилась далеко, почти на окраине. Пока шли до неё, Гаев привычно оглядывал богатые надгробия, расположенные вдоль ограды. Маманя то и дело останавливалась, читая надписи на памятниках и сокрушённо качая головой - то ли скорбела по умершим, то ли завидовала роскоши могил.

На кладбище она всегда путалась, не могла найти участок. Зато Гаев, при всей его невнимательности и легкомысленном отношении к жизни, почему-то ориентировался прекрасно.