Каи не заметил, как воин обманул его и вдруг оказался рядом. Жрец схватил его за мужские органы и крепко сжал. Уже послужившая оружием чаша довершила дело, пока охранник корчился на полу.
Потом – провал в памяти. Бельмо. Придя в себя, жрец поднял маску верховного. Немного помятая, но целая. Зеркало отразило его лицо в обрамлении слоновой кости клыков. На лбу, где под маской скрывалась татуировка, злобно горели рубиновые глаза.
Каи бросил взгляд в окно. В предрассветных сумерках острова на реке походили на рыбин. Словно устав от набата, гонг в храме Атамы безвольно повис.
Это сработает и во второй раз. Должно сработать! Он убил Раммака, по законам стаи он новый вожак. Так он и вышел к хлысту городской дружины и богатеям: в залитой кровью одежде и в оскаленной песьей маске.
На сей раз владыку встречали куда скромнее. Если каждый день приносит нового царя, люди перестают их замечать. Не было ни белых быков, ни жемчужного полога, ни тамтамов. По Дороге Царей шли солдаты, и в воцарившейся тишине мерный топот отдавался громче барабанного боя.
Зеваки молчали. Вестники Каи на каждой площади возвещали, что Царь Царей отворит ворота амбаров. Жрецы не показывали носа из-за стен храмов, и даже бунтовщики притихли. Колонна солдат, как стальная змея, все тянулась через ворота.
Каи было интересно, что представляет собой князь: у него за спиной ни древнего рода, ни золота, ни священных прав стать Царем Царей. Ничего, кроме войска.
Они встретились на ступенях Красного дворца, и Каи протянул руки навстречу крепышу средних лет. Старый шрам рассек открытое выветренное лицо. Жаркий ветер перебирал пряди даже не седых, а пегих волос.
– Сеиду Раммак? – спросил узурпатор. Князь взял ладони жреца и крепко сжал в приветствии.
– Каи Серис, новый верховный жрец Шакала, – он позволил себе улыбнуться.
– Но как…
– Сеиду Раммак предал вас, повелитель, – без тени сомнения ответил Каи.
Казалось, узурпатор ошеломлен. Морщины на его лице углубились, и руки непроизвольно сжались сильнее.
– Не буду лгать, я много отдал Раммаку, чтобы он меня поддержал. Чего добиваешься ты?
Зеваки ждали, и сотни взглядов были устремлены на них. Двое стояли, сцепив руки в приветствии и негромко разговаривали. В повисшей тишине было слышно, как далеко в гаванях скрипят у причалов корабли.
– Остановить кровопролитие, – начал перечислять Каи, – положить конец межусобицам. Служить человеку, который не зависит от моих бывших братьев.
Заглянув в глаза узурпатора, он прочел там нечто доселе неведомое – и совсем тихо добавил:
– И устроить жизнь своим детям.
– Мой ответ там, – узурпатор качнул головой назад, где реяли знамена. – Я должен верить тебе и знать, на какой пост ты претендуешь. Это – мои условия, а ответ я хочу услышать от тебя.
Теперь Каи убедился окончательно. Он слишком долго общался с такими, как Раммак и Хафрай. Он сразу узнал человека чести.
– За моей спиной секретарь и слуга, это два моих сына, и они последнее, что у меня осталось. Я сделаю все, чтобы они жили. Все. И вот еще… первое правило, лучезарный: Царь Царей говорит о себе «мы».
– Я человек дела, Серис! – глаза узурпатора стали жестче. – Если хочешь сохранить титул… Но мы видим, ты достойный помощник, – вовремя поправился он.
Их разговор наскучил горожанам. Узурпатор отнял руки, когда Каи ответил:
– Вы ошибаетесь, лучезарный. Я единственный шакал в своре шавок, с этим придется свыкнуться. Но я рад, что могу доверять хотя бы вам.
Над Дорогой Царей разнеслись первые приветственные крики.
Мать демонов
Из всех зол нет страшнее любви и золота.
Из всех врагов нет опаснее женщины, что защищает сына.
Старик умирал.
Болезнь обезобразила его лицо, искорежила тело, наполнила колючим сухим кашлем легкие. Хворь поселилась в нем стылым холодом – от которого не укроешься у жаровни, не спрячешься под ворохом одеял. Схватила, сжала, выкрутила, так что ни вдохнуть полной грудью, ни пошевелиться…
Лишь изредка старик размыкал истрескавшиеся пересохшие губы и проводил по ним кончиком языка. Если бы не это, он и вовсе не отличался бы от мертвого. Дженне казалось, муж попросту колеблется. Стоит на краю и не может решить: в тот мир ему ступить – или вернуться в этот?
– Рами? – она тихонько окликнула сына. Юноша обернулся. – Иди. Займись делами. Незачем тебе смотреть.
На мгновение ей показалось, что сын начнет спорить… Юноша не стал. Не решился. Просто встал и молча вышел из комнаты.
Старик умирал…
Он умирал уже месяц, никак не решаясь переступить заветную грань. За окном был сезон дождей, один за другим маршировали ливни: утренний, вечерний, ночной – а муж все так же лежал среди саванной белизны покрывал и напоминал ссохшуюся от времени мумию.