Мать королей

В глазах Ягайллы этот их побег как раз был самым большим доказательством, что они почувствовали себя предателями. Он угрожал им смертью, если попадут в его руки. В таком расположении, гневный и встревоженный, Ягайлло прибыл в Медики.

X

Едва спешившись, не желая зайти на отдых в комнаты, для него приготовленные, старый король торопливо, словно этот последний диспут его обременял, вбежал прямо в комнату королевы.

Поставленная в известность Сонька ждала его, оделась в чёрное, без малейшего украшения на платье, будто в траур, а на её бледном лице, изменившемся от одной слабости, рисовалось больше обиженной гордости, чем тревоги и боли. Казалось, что она была готова ко всему, что могло её ожидать. Она готова была стоять перед ним не как обвиняемая перед судьёй, а как обиженная, требующая правосудия.

Она имела время переболеть и восстановить силы. Когда Ягайлло, стремительно вбегающий в комнату, увидел, что она так непреклонна, холодна и вовсе не думает просить у него милосердия и прощения, как он полагал, его охватил ещё более сильный гнев.

Он забормотал что-то неразборчивые, как обычно, когда был очень взволнован. Королева подошла на несколько шагов.

– Ты ещё хочешь меня обманывать? – крикнул он. – Я всё знаю! Не хочу тебя слушать, возвращайся туда, откуда прибыла!

Говоря в спешке, он запинался. Сонька стояла внешне спокойная.

– Я не думаю защищаться, – воскликнула она наконец, – найдутся люди, которые меня защитят. Не унижусь до той степени, чтобы просить милости и объясняться, когда я невиновна. Есть люди, достойные веры, серьёзные, которые защитят меня от недостойной мести Витовта и твоего легковерия. Я не первая, кто сталкивается с этой клеветой. Судьба Ядвиги и Анны не могла меня миновать. Я ожидала этого. Витовт давно угрожал.

Король по-прежнему был взволнован и растерян, казалось, этих слов не слышит, его разрывал гнев.

– Езжай, езжай, поговори с ним в Литве. Ты меня опозорила.

– Позор ты сам на себя бросил, – прервала королева, – ты, ты! Ты! Виновник – твоё детское легковерие, не я. Я смело смотрю в твои глаза… смело говорю! Ты убедишься в моей невиновности, но я моей обиды, обиды моего ребёнка… никогда тебе не прощу.

Ягайлло метался в безумном гневе.

– Молчать! – крикнул он. – Твоих помощниц, твоих любовников подвергнут пыткам, предательство откроется. Я знаю, что вам, недостойным женщинам, слов и слёз всегда не хватает. Я вас знаю… вы все такие!

Он начал шагать по комнате.

– Ты не пожалела моих седых волос и я тебя не пожалею. Вон… в Литву.

Королева уже не могла вставить ни слова, отошла на несколько шагов и встала, сложив на груди руки, невозмутимая, как бледная статуя.

Это её спокойствие и гордость, казалось, ещё больше раздражают короля… они бросали ему вызов.

Презрительное молчание, холодные взгляды наполняли его какой-то суеверной тревогой, он боялся поднять глаз.

– Не хочу ничего слышать. Завтра пусть тебя отправят в Литву.

Сказав это, он направился к двери. Он повернул голову, словно надеялся, что этой угрозой испугает её и вынудит к покорности. Сонька даже не вздрогнула; она подавила в себе боль, но была уже ко всему готова, даже к смерти.

Спешным шагом, не в силах найти дороги, добравшись он до первой двери, какая ему попалась, Ягайлло, которого подбежавший Збрамир проводил в его комнату, влетел в неё как безумный, задыхаясь, сбросил с себя верхнюю одежду, колпак и упал на скамью. Он не скрывал уже от людей. Маршалек, который его ждал, увидев это, сию минуту отправил двор и остался только один. Он ждал разговора с королём, надеясь его успокоить и склонить к примирению, но старик, погрузив голову в ладони, сидел, не говоря ни слова.

Он попросил воды, которую ему принесли, бросил взгляд на комнату. Он заметил Збигнева и, словно устыдившись, закрыл глаза. Гнев и волнение сломили его, он начинал чувствовать себя бессильным, а гордость и смелость Соньки отразились на совести. Но в силу некоторого противоречия, которое часто встречается в слабых характерах, он уступить не хотел.

Он чувствовал, что все, и Витовт, и она обвиняли его в этой слабости, которую очень хорошо в себе знал, поэтому хотел показать себя упрямым, сильным, несокрушимым, даже жестоким, лишь бы не быть обвинённым в излишней доброте и податливости.

Витовт над ним посмеётся как над легковерным, дряхлым старцем. Это его возмущало.

Маршалек стоял, не начиная разговора. Ягайлло приказал позвать Збрамира, чтобы распорядился дичью, выдать приказы для охоты, и, не обращаясь к Збигневу, прибавил, чтобы на завтра готовили коней для королевы.

Он говорил о ничего не значащих для непосвящённых людей вещах, в голосе ещё чувствовалась дрожь и ещё не утихший гнев.

Накрыли стол, он ни к чему не прикоснулся, выпил воды, велел отнести миски, крича, что от них воняет. Он жаловался на духоту в помещении.

Збигнев, опершись на стену, не уходил.