Мать королей

– Ни мести, ни тебя я не боюсь, – крикнул Свидригайлло. – Останешься в плену, а если думаешь, что я позволю тебе отсюда посылать письма и жалобы, то ты меня не знаешь. И птица отсюда не вылетит. К тебе и от тебя никто не придёт и не выйдет без моего позволения. А начнёшь двигаться, и ты, и твои ляхи головы сложите.

И, погрозив кулаком, с шумом и хлопком, как вошёл, он выбежал назад. В сенях ему у дверей подвернулся Заклика, которого он принялся бранить на чём свет стоит, что смел подслушивать.

Он замахнулся его ударить, но тот бросился в сторону и исчез.

Обругав других людей из королевского двора, что стояли в сенях и перед сенями, с помощью двоих своих домочадцев он сел на коня и с криком уехал.

Потом никто, ни Андрей из Тенчина, ни Древицкий, не смели войти к королю, пока он не остынет.

Когда в конце концов подканцлер проскользнул в комнату, Ягайлло только руками ему показал в ту сторону, в которую отъехал Свидригайлло, не в состоянии произнести ни слова.

– Милостивый пане, – сказал Древицкий, – нам тут уже нечего ждать лучшего. Нужно срочно послать к королеве и нескольким панам, чтобы нас вызволили. Мы пропадём, это не так важно, но он вас замучает…

– Кого послать? Как? – спросил король очень тихо и робко.

– Пусть ваша милость назначит, – шепнул подканцлер, – каждый из нас готов служить, хоть бы и жизнью пришлось рискнуть.

Ягайлло долго думал. Жаль ему сделалось тех, которые были рядом с ним, и никого не хотел лишиться; отложил решение на потом.

Приближённые короля сосредоточились, приготовили оружие и, боясь нападения, решили постоянно быть начеку. А поскольку самому королю решительный шаг давался с трудом, всё опиралось на подканцлеров, Андрея из Тенчина, Добка и Монжика. Они должны были обдумать, как им вырваться из этого плена.

С этого дня уже не было сомнений, что они должны были считать себя пленниками. Свидригайлло поставил свою стражу у ворот, почти под самым замком, никого не позволяя ни впускать, ни выпускать.

III

Королева Сонька с глубокой печалью и беспокойством узнала о решённой мужем поездке из Люблина в Вильно. Она боялась для себя и для мужа мстительного Витовта. Её утешало одно: что епископ не оставлял его и сопровождал в поездке.

Не в силах вынести долгого молчания, она была вынуждена отправлять своих людей, расставлять, чтобы постоянно были новости из Вильны. На дворе Витовта у неё были старые доброжелатели, через которых её посланцы могли доведаться, что там делалось.

Однако она постоянно ходила в горячке, опасаясь и предчувствуя что-то плохое. Литовская корона, если бы она оказалась у Витовта, была бы вырвана у её сына, но над тем бдил тот железный муж, Олесницкий, который не мог допустить, чтобы Литва оторвалась от Польши.

Каждые несколько дней кто-нибудь приезжал в Краков. Там узнали о том, что князья разъехались, о болезни Витовта, а прежде чем Олесницкий, который перед его смертью выехал из Вильна, вернулся в Краков, прискакал туда нарочный с объявлением о смерти противника.

Королева могла вздохнуть свободней, но её охватила какая-то грусть, даже скорбь по человеку, который когда-то был с ней дружен, при котором с детства приютилась. Одна опасность миновала, но кому теперь должна была достаться Литва?

Сначала она ожидала скорого возвращения короля, не зная, как он распорядится Литвой, потому что о Свидригайлле ещё слух не дошёл. Некоторые полагали, что король позовёт Сигизмунда Кейстутовича, брата Витовта, спокойного княжича, который давно не подавал признака жизни, королю никогда ни в чём не противился, и не был помехой Витовту.

Но отдать Литву брату после брата – значило бы признать право наследования за их родом, а этого и польские паны боялись, и их король не мог захотеть.

Когда возвращение короля затянулось, всё более беспокойная Сонька то и дело тайно высылала курьеров узнать, что с ним случилось. Ехали её каморники, князья, дворская челядь, разные посланцы, которых щедро награждали, а королеве их никогда достаточно не было.

В это время она создала около себя целую сеть слуг всякого рода и целый невидимый двор, который был в её распоряжении. Ни охмистр двора, ни урядники не знали о них, старая Фемка и сама королева отправляли и принимали письма и словесные донесения. Иногда приносили правду, часто – слухи и басни, но это подпитывало и удерживало жизнь, а королеве добавляло слуг и помощников, которых она старалась иметь везде.

Последний посланец после смерти Витовта, едва добравшись до Гродна, встретился там с человеком, отправленным королём, который рассказал, что его держали в плену, и Свидригайлло обращался с ним бесчеловечно.

Эта новость уже разошлась по всей стране, когда добежала до Вавеля. Королеву она поразила как молния. Она уже не имела спокойной минуты. Она тут же отправила подкомория к епископу, умоляя его прибыть к ней.

Она встретила его на пороге в ужасной тревоге, с дрожью, заплаканная, бросаясь к его руке.

– Отец! Спасите! Король в плену!

Олесницкий казался вполне спокойным, ответил довольно холодно, что с Божьей помощью ничего плохого случиться не может.