Мат красному королю

— Ты хотела, чтобы Брейн был твоим, — осторожно сказал Бишоп, — во что бы то ни стало?

Холодок появился в ее голосе:

— Это похоже на допрос.

— Ты обещала, что если я поеду с тобой сюда, то ты расскажешь мне о нем.

— Я и не думала, что придется тебе что-то рассказывать. И уверена, что была права. Ты сам прекрасно справляешься, узнавая все, что нужно. Ты проверил журнал регистрации внизу и нашел там его имя. Нынче вечером, когда пришел ко мне в комнату, увидел его фотографию у моей постели. Даже когда ты встретил меня в «Ромеро» вечером после крушения, ты не поверил, что я там одна. Не правда ли?

— Да, правда. Когда мы танцевали, я чувствовал, что ты обнимаешь его, а не меня.

— Так оно и было, пока ты не сбился.

— Я сделал это нарочно, — признался Бишоп. — Не очень приятно чувствовать себя призраком в переполненном зале.

— Но сейчас ты не возражаешь против этого?

— Я останусь самим собой.

— Ты выполняешь свою часть соглашения. Ты говорил мне, что едешь ради того, чтобы узнать о Дэвиде. А я хотела, чтобы ты поехал сюда и был им. Когда я с тобой, он ближе ко мне, ты связываешь меня с ним. А здесь, в Монте-Карло, где мы с ним были ближе, чем где бы то ни было, это тем более так.

— Ну вот, я опять перестал быть собой. Теперь из призрака я превратился в связного.

— Ничего спиритуалистического в отношении Дэвида я не чувствую.

— Просто обычный болезненный страх.

— Если хочешь, пусть так.

— Если бы я пришел за тобой в эту комнату, повторилось бы то же самое, что было в «Ромеро», да? Меня бы здесь не было.

Гибко изогнувшись, Мелоди плавно поднялась и встала, глядя на него сверху.

— Хьюго, не уезжай пока, ладно? Не оставляй меня одну.

— Я возвращаюсь через пару дней.

— Вот и хорошо. Я тоже поеду. Я только хочу видеть тебя иногда, говорить с тобой, вот и все. Как бы ты ни называл то, что происходит во мне — самообман, страх, сентиментальность, — ты единственный можешь понять это, не теряя терпения, не раздражаясь и не испытывая презрения. И я начинаю чувствовать, что все нормально. Я преодолею это. Не уезжай от меня прямо сейчас, пока это не прошло.

Он встал. Не раздумывая, они направились к застекленной двери, на веранду. Воздух стал прохладнее, он струился с улицы, овевая их лица.

— Я не уеду, — пообещал Бишоп, — если не вынудят обстоятельства.

Мелоди коснулась его руки: простое выражение благодарности, но он поспешно отвернулся и медленно пошел к выходу. То была его собственная рука, не Брейна.

— Прекрасный был вечер, — проговорил он.

— Ты уже уходишь?

— Да, если не возражаешь.

Белое платье Мелоди мягко розовело в дверях веранды. Утренний свет стал теперь значительно ярче, чем лунный. Сейчас Мелоди казалась особенно тонкой и холодной; касаясь обнаженным плечом косяка и полуобернувшись, она смотрела на него.

— Как ты красива, — пробормотал Бишоп.

— Спасибо, милый. Я знаю, ты сказал то, что думал.

Он отворил дверь в коридор.

— Увидимся за завтраком? — тихо спросил он.

— Да. На моем балконе. — В бледном свете зарождающегося дня он едва различал улыбку на ее губах. — Без всяких обязательств.

Бишоп молча закрыл за собой дверь. В маленькой нише уже убрали стекло, упавшее внутрь на ковер. Он поднялся по главной лестнице на третий этаж.

Войдя в номер, Бишоп включил верхний свет. Сидящий в кресле лицом к нему Струве не шелохнулся.

— Привет, — сказал Бишоп, затворяя дверь.

— Надеюсь, ты не возражаешь, что я вломился сюда без разрешения.

— Нисколько.

Бишоп прошел в комнату и остановился, доставая из кармана пачку сигарет. Американец протянул правую руку и взял сигарету. Левая рука неподвижно лежала на подлокотнике. Бишоп дал ему прикурить и сообщил:

— Мне сказали, Доминик Фюрте будет жить. Я звонил примерно полчаса назад.

— Прекрасно. — Струве затянулся сигаретой. — Мне он понравился.

Бишоп поднял бровь.

— Понравился? Что же ты делаешь с теми, кто тебе не нравится?

Струве натянуто улыбнулся.

— Да тут ведь такое дело. Из-за женщин как на войне. На родного брата набросишься, хоть он, может, тебе ничего плохого и не сделал.

Бишоп изучающе глядел на него.

— Ну, а какой урон потерпел ты, если не считать сломанной руки и царапины на голове?

— Это все. Мне повезло. Тот парень… как, говоришь, его зовут?

— Доминик Фюрте.

— Он упал поперек садовой скамейки. А я оказался на мягкой травке.

— М-м. Кто-нибудь знает о том, что ты в моей комнате?

Струве покачал головой. Бишоп бросил взгляд на открытые окна.

— Не будем говорить слишком громко. Вдруг полиция ищет тебя, чтобы забрать.

— Тебе-то чего беспокоиться?

— Потому что мне хочется тебя лучше узнать. Думаю, ты можешь быть мне полезен, — Бишоп сел рядом с американцем.

— С чего ты взял, Бишоп, что я стану тебе помогать?

— Просто я верю, что если сначала дать человеку то, что ему нужно, то потом он не откажется сделать что-то и для тебя.

— Ничего мне от тебя не нужно.