Мать. Мадонна. Блудница. Идеализация и обесценивание материнства

Крамер приходит к выводу, что инцестуозные матери не оставляют своим детям не малейшего шанса на индивидуацию. (Вполне возможно, «комплекс Иокасты» не получил признания еще и по этой причине, ведь Иокаста отказалась от Эдипа сразу после его рождения). Крамер считает, что «материнский инцест происходит вовсе не по недоразумению: это намеренные повторяющиеся действия матери, направленные на стимуляцию ребенка для своего собственного удовлетворения. Ребенок при этом может быть как мальчиком, так и девочкой» (Kramer 1980, р. 328). Я полагаю, что в этом определении, которое Крамер дает «материнскому инцесту», она фактически описывает женскую перверсию.

В описаниях, приведенных выше, уже отмечались такие особенности, характеризующие перверсию как повторение и компульсивное сексуальное удовлетворение посредством сведения целостного объекта к частичному. Другая характеристика — дегуманизация, о чем идет речь в следующем отрывке из работы Крамер: «Я могу предположить, что они [инцестуозные матери] не способны получать сексуальное наслаждение от своих собственных гениталий, поэтому они стимулируют посредством мастурбации гениталии своих детей, не прошедших сепарации и индивидуации и представляющих для матери всего лишь дегуманизированное продолжение ее собственного тела» (Ibid., р. 330). Крамер также считает, что эти матери гомосексуальны. Яркий пример подобной дегуманизации можно обнаружить в рассказе моей пациентки, уподоблявшей своего ребенка различным частям собственного тела (см. выше, стр.100-101). Крамер сосредотачивается на материнском инцесте и задается теми же вопросами, что и я, по поводу женских перверсий, особенно в связи с материнством: «Почему исследователи с такой неохотой называют сексуальную стимуляцию, к которой прибегают матери, инцестом и в то же время почти всегда готовы признать отцовский инцест?» В качестве возможного объяснения она выдвигает предположение, что «сопротивление идее "материнского инцеста" связано с глубоко укоренившимся, почти повсеместно распространенным в мире расщеплением образа матери на мадонну и блудницу» (Ibid., р. 328).

Мои клинические наблюдения подтверждают наличие этого предрассудка. Много раз всевозможные инстанции и организации демонстрировали беспокойство, граничащее с паникой, направляя ко мне пациентов-мужчин, совершивших сексуальное насилие. Это резко контрастирует с тем, как те же инстанции зачастую отказывались принимать всерьез женщин-пациенток. Те немногие женщины, которые в конце концов попадают ко мне на лечение, надеются найти терапевта, который готов сделать усилие, чтобы понять их ощущение чрезмерной эмоциональной и физической близости к своему ребенку, будь то мальчик или девочка. Я замечала, что матерям легче рассказывать об инцестуозных чувствах и действиях в отношении дочерей, нежели сыновей. В последнем случае такая информация появляется гораздо позже, причем обычно в рассказе самих сыновей.

В этой связи мне вспоминается одна моя пациентка, которую изначально направили ко мне из детской консультации-поликлиники, куда ее шестилетняя дочь попала из-за проблем с поведением, связанных с отказом ходить в школу. Согласно диагностической оценке, проблемы девочки возникли на фоне очень непростой и нарушенной семейной ситуации, прежде всего из-за отношений с матерью.

Моя пациентка описывалась как проблемная мать, демонстрировавшая ярко выраженное эксгибиционистское поведение, в том числе чрезмерные физические проявления любви к дочери. Однако когда она еще до этой истории попыталась попасть на консультацию к терапевту из-за своей чрезмерной привязанности к дочери, ей велели не волноваться. Ей было сказано, что «испытывать пылкую привязанность к детям совершенно нормально для матери, особенно если это мать-одиночка». Она так прочно идентифицировала себя с дочерью, что даже сама стала вести себя как маленькая девочка, нуждающаяся в абсолютной заботе со стороны собственной дочери, которая должна была ее ласкать, баюкать и купать. Девочка защищалась от этих чрезмерных требований с помощью самого примитивного инфантильного отыгрывания.

Мать с дочерью создали симбиотические отношения вплоть до того, что спали в одной постели. Мать подтолкнула дочь к активным сексуальным инцестуозным действиям, поощряя ее ласкать ее груди, в то время как сама стимулировала гениталии дочери. Мать не позволяла девочке ходить в школу, потому что не могла вынести мысли о разлуке. Она не разрешала ей заводить друзей, жить своей жизнью и расти.

Пациентка объяснила это так: