Мать Печора

Выросла Воркута недавно: нашли ученые люди на неизведанных берегах уголь — вот, как в сказке, город и вырос. Красуется он среди тундры редкой черной жемчужиной.

Приехали мы в Воркуту 15 июня. За полтора месяца одолела я полторы тысячи верст. С высокого берега Воркуты, за новым сказочным городом, я вижу хребты Уральского Камня, все еще в зимней одежде. Тут край Большой земли.

Прошла я самую большую нашу тундру из края в край, с запада на восток, в весеннюю бездорожную пору. И всегда будет стоять у меня в глазах тундровая краса. Не велика трудность найти красу во саду зеленом — там она сама в глаза бросается. В северных наших краях увидит и почует красоту только зоркий да чуткий.

Часть вторая В СЕРДЦЕ ТУНДРЫ

1

Уже за два дня до приезда в Воркуту мы ни о чем больше не говорили, как только об этом городе. Тимофей, Дарья и Вася наперебой рассказывали о том, как они ездили туда в прошлые годы. Вася окончил там пять классов, а отец с матерью каждую осень привозили его и каждую весну приезжали за ним. Ненецкие ребята где ни учатся, а на лето все равно рвутся в свои оленьи края, поближе к чуму, к олешкам, к своему тундровому житью-бытью. Тянут их к себе простор да приволье.

Приедут за Васей мать или отец и неделями гостят в Воркуте, пока олени отдохнут и наедятся. Вот они и насмотрелись на все, чего раньше и во сне не видали.

И сейчас спешат похвастаться своим городом, в котором ни я, ни Леонтьев никогда не бывали. И, наверное, думают они, что, кроме них, никто из нас и городов не видал.

— Беда большой город! — говорит Тимофей и головой крутит.

— Беда большущий! — поддакивает Дарья. — На двух берегах чумы стоят, не такие, как наши: из матерого леса да из красного камня. Высокие да широкие: один чум — наших сто надо.

И разводит руками. Дарья научилась от Васи считать до ста, а больше чисел не знала. А Вася смеется:

— Однако, мамка, из сотни ты не больно широкий чум сделаешь. Там на одну электростанцию тысячу наших чумов сложить — и то мало будет. Из тысячи чумов разве школу сложишь?

Дарье не любо, что сын пересмешничает. Надуется, пофыркает, помолчит, да снова за те же речи:

— Вот я на шахту «Капитальную» к одной начальниковой женке в гости ходила, дак чум-то ихний побольше твоей школы будет. Приедем, опять на «Капитальную» пойду. Анна все про наше житье ненецкое спрашивает. Говорит: «Как вы хлеб печете да какие свадьбы справляете, да как ребят лечите?» «Хлеб, говорю, когда в котлах, когда на палках печем. Свадьбы, говорю, как все люди, с вином да с песнями, да с гармошкой справляем. Вот прежде, говорю, не так свадьбы вели. Парень девку брал только из своего рода: Валеи — из Валеев, Тайбареи — из Тайбареев, Сядеи — из Сядеев. И свадеб никаких не было, одно пьянство».

Долго сказывала Дарья и снова начинала с мужем да с сыном спорить: кто чаще бывал да больше видал, да тверже упомнил все, что есть в славном городе Воркуте.

Мне после этих рассказов до полуночи думалось. Дарья тоже всю ночь с боку на бок ворочалась. Вот я и говорю ей:

— Вставай-ка, Дарья, да слушай. Вот у вас, ненцев, сказка сказывается:

«Жил-был в тундре богатырь. И владел он сундучком заветным: где его откроет — там город стоять будет, как закроет — город обратно в сундучок уйдет. Когда богатырь помирал, видно, закрыл он свой сундучок. Да не только закрыл, а, видно, в землю его закопал, как клад заветный».

— Знаю-знаю, — говорит Дарья, — эту сказку от дедушки слыхивала.

— А не слышала, — говорю, — ты, что на сундучок тот заклятье положено? И теперь кто найдет тот заветный клад, на свет белый подымет, откроет сундучок — город из него выйдет да на все веки тут и останется. Сколько раз его люди найдут, столько в тундре и городов будет. Сундучок открывается, закрывается, а города остаются.

— Этого не слышала, — говорит Дарья.

А я дальше свое веду:

— Так вот слушай. Когда здесь, на Воркуте-реке, ученые люди раскопали уголь, видно, нашли они этот сундучок, открыли его — и остался город.

— А сундучок где? — спрашивает Дарья.

— Сундучок, — говорю, — свою дорогу знает. Скрылся он снова в землю в неозначенном месте.

— А теперь кто его найдет?

— Как, — говорю, — кто? А мы-то зачем едем? Этот самый клад заветный искать будем.

— Да ну? — удивляется Дарья. — А Тимофей говорил: керосин искать велено.

— Вот что, Дарья, скажу тебе тайное слово, только помалкивай, не всем сказывай. Сдается мне, что сундучок возле этого керосина и должен быть.

Когда солнце до востока дошло, услышали мы в первый раз дальний-дальний тягучий гудок. Долетел он до нас с вольным утренним ветром, будто шмель в чуме загудел.

— Шахта «Капитальная», — сказала Дарья. — Как комар поет. А в Воркуту приедем — уши береги: как медведь ревет.

Зевнула и прибавила:

— Далеко еще. Три побердо будет.

Так и вышло: проехали мы после этого не меньше тридцати километров и попали в город только к концу вторых суток.

Сначала показались снежные горы.

— Камень, — говорит Петря. Так все ненцы называют Полярный Урал.