Мать Печора

Мы едем на рыбацкий стан в простой ловецкой лодке. Едут люди в будничной одежде, к своему будничному делу. А глянешь на них — все в тебе ликует, и рядовой день кажется праздничным.

На корме Анна Егоровна задумалась, будто корабль на воду спускает. Что у нее в мыслях в беспечальную эту минуту? Я оглядываю всех других рыбаков и примечаю, что Николай Богданов, которому довелось сегодня быть бережником, хочет разгадать то же, что и я. Он гребет и, сам того не замечая, любуется Анной и не знает, что на него самого тоже стоит полюбоваться. Всегда немного хмурый, он сейчас весь просветлел, загорелся.

Вдруг Анна Егоровна вздрогнула, будто от сна проснулась.

— Что ты мне давеча про бригадира-то говорила? — спрашивает она меня.

— А то, — говорю, — что глаз у старика востер, сумел он подсмотреть в тебе большую хозяйку.

— Хозяйку?..

Задумалась Анна Егоровна и долго молчала.

— Я не в первый раз слышу, как меня хозяйкой зовут, — говорит она после и на меня поглядывает. — Пятнадцать лет когда-то я на кулаков спину гнула, и для меня это было самое проклятое слово — «хозяйка». Хозяйка значит и жадная она, и скупая, и к рабочему человеку без всякой жалости да милости. А меня вот хозяйкой называют.

За последним поворотом перед самым станом Паня и Параня заспорили: выйдет бригадир навстречу или не выйдет?

— Как не выйдет! — говорит Параня. — Ему небось уж давно на месте не сидится. Чуть лодку завидит — выскочит.

— И не подумает, — спорит Паня. — Ему и некогда. Небось сейчас вовсю колья тешет — щепа выше дома летит.

— Не выйдет, — рассудила их Анна Егоровна. — Мы должны бы завтра приехать. Он сейчас на реку и не заглянет.

Ошиблась Анна Егоровна: и смотрел, и увидел, и не утерпел Матвей, вышел на берег. Издалека нам кричит:

— Чем вас встречать? С чем поздравлять?

— С большим промыслом! С богатой добычей! — в голос отвечают Паня и Параня.

Лодка в берег ткнулась. Паня выскочила с якорьком, Параня — с давешней нельмой в руках.

— Принимай, Матвей Лукьянович, на ужин!

— Откуда такую богатырицу добыли?

— Это Параня своей сметкой поймала.

Рассказала Анна Егоровна про давешний случай. Матвей берет нельму и головой качает:

— Такой ужин крепче всякого обеда будет.

Видит Матвей, как лодка загрузла, и не спрашивает, какой улов. Только и сказал:

— Неводом достали или лодкой зачерпнули?

Рыбаки так и не пошли на берег: надо лодку разгружать. Анна Егоровна сама рыбу отбирает и за другими смотрит. В один ящик кладут они сигов высшесортных, в другой — сигов первосортных, и так всю рыбу по сортам. Весь улов — сиговые да нельмовые породы, только три старухи щуки промеж них замешкались да один толстопузый налим.

И налим и щуки пошли в особый ящик.

— Это для бригады оставим, — говорит звеньевая. — Перед чаями закусить пригодится.

Оглядывает Анна Егоровна веселыми глазами готовые ящики в лодке и говорит:

— Тонны полторы взяли! Хорошо, что у нас невод новый…

— Мимо дельных рук ничего не пройдет, — говорит Матвей по дороге к складу. — И прошло бы, да руки не пропустят.

7

У склада идет работа. Матвей и с ним молодой парень тешут колья. Готовые составлены в чумы, у колодок груды свежей щепы, — видно, что бригадир со своим напарником здесь даром время не теряли. Другие тащат из склада стенки ставных неводов и развешивают их по вешалам. Повариха Марья осматривает сети.

— Однако вы заработались, — говорит бригадиру Анна. — И время забыли: на часы не смотрите и солнца не замечаете.

Взглянули на часы — без немногого двенадцать.

— Гриша, кончай! — командует Матвей своему помощнику. — Прохор Иванович, у тебя тоже не по два дня в сутки. Пошли радио слушать. Василий Сергеевич нам радио наладил.

— А что его самого не видно?

— Василия-то Сергеевича? Послал его на катере под тундру камней набрать.

Зашли мы в дом под звон кремлевских часов.

— Вот она, матушка наша, голос подает, — говорит Матвей.

— Видел Москву, Матвей Лукьянович? — спрашиваю.

— Как не видел! В гражданскую с фронта домой ехал — видел. Перед этой войной два года кряду на выставку меня посылали — по неделе гостил. Да что неделя! Москву за год не высмотришь.

— А что ж ты все-таки видел?

— Не спрашивай, что видел, спрашивай, что понял…

Ужинали мы под московскую музыку. Матвей меньше ест, больше говорит. А рыбаки слушают.

— Не много у Москвы ровесников найдется, — говорит Матвей. Всем нам Москва в сердце вросла. Русские люди Москву родили, плотники-работники рубили, пахари кормили да поили, ткахи-тонкопряхи пеленали, певуны прибайки припевали.

Матвей в репродуктор глядит да как с Москвой говорит. И все норовит, чтобы речь его была на песню похожа: