Мать Печора

До нас ты, стена кремлевская, возросла,
А при нас ты, краса московская, расцвела!
Восемь веков стояла ты, стена вековечная,
Да загорелась над тобой звезда пятиконечная.

Вся земля глядит-любуется,

Как над Москвой она красуется.
Всем людям рукодельным,
Мастерам корабельным,
Слесарям, и плотникам,
И крестьянам-работникам
Звезда пятиконечная
Подруга вековечная!

— Эх, товарищи! — говорит Матвей, а сам головой качает. — Хочется мне такие слова людям сказать, чтобы слова эти как песня пелись, чтобы люди от радости под песню руками плескали, чтобы душа говорила, а не получается песня. И долго думал, да неладно молвил.

— Как неладно? — говорит Анна Егоровна. — Про Москву нам всем пропел — разве это неладно? Про Москву я десять раз на день вспомню. Самолет летит — Москва весть подает. Радио слушаю, газету в руки возьму Москва со мной разговаривает. В магазин товар пришел — Москва посылает. Что где мы строим — Москва помогает.

— Это верно, что Матвей нам ум расшевелил, — соглашается Николай Богданов. — Вот слушаю я Москву, и чудится мне, что она всех нас видит, всем нам советы подает. Где-то там, на Памире, слышу, люди через горы воду провели. Москва им благодарность объявила. Слушаю я, и душа радуется, будто это наша «Весна» гремит, только не из Матвеевой, а из другой бригады. Или за оплошку какую Москва в газете отчитывает. Виноватый-то и дальний, а мне совестно за него перед Москвой. Так же стыдно, как будто, к примеру, наше звено без рыбы приехало.

— Дело говоришь, — соглашается Матвей. — Мы участники и дольщики во всем, зато многое с нас и спросится. Есть одна пословица: кто в деле, тот и в ответе. Этой пословицей прежде пугали. А мы ни дела, ни ответа не пугаемся. Вон Анна Егоровна — человек она не партийный, а у нее душа коммунистки. Знает она, что за дело берется, так и ответ спросится. А не побоялась: «могу», — говорит. Да, по первому дню судя, и верно: может. Значит, дело хозяйку нашло.

На этот раз Анна Егоровна улыбалась…

Рано утром приехал Миша со своими рыбаками.

— Ну, как для первого раза дела? — встречает их бригадир.

— Да так бы и дальше ловилось, — говорит Миша.

— Много зачерпнул?

— Да тонна-то будет.

— Молодцы, ребята!

Мишу на этот раз Матвеева похвала не обрадовала: какая-то забота тревожила его. Сумрачно посмотрел он на бригадира, не враз заговорил:

— Я еще в колхозе, Матвей Лукьянович, перед правлением вопрос ставил: надо нам молодежь в одно звено собрать. Ты что-то заупрямился тогда…

— Ничего не упрямился. Я и сейчас скажу: на путине старый и малый все должны воедино работать, — отвечает Матвей.

— На том и я согласен был, когда одно звено ловить выделяли, говорит Миша. — А решили нынче два невода спустить, так я на своем стою: одно звено должно комсомольским быть.

— Ты нас, стариков, не отмахивай! — сердится Матвей. — Иной старый конь крепче молодого тянет. Никакая мы вам не помеха…

— Да разве я говорю — помеха? Ведь это никому не в обиду. У вас, пожилых, — опыт, а у нас — задор. Вот и будем меряться, кому впереди идти.

Молодежь из Мишиного звена о том же Матвея просит.

— Ты нам, Матвей Лукьянович, не мешать, а помогать должен, — говорит Миша. — Раз мы задумали, значит, сделаем.

Тут разговор сердитый пошел.

— Уши выше головы не растут, — говорит Матвей. — Так сделаете, как я велю: в бригаде-то пока еще я старшой.

— Знаем: и по годам и по делу ты в бригаде — голова. А и мы в бригаде не уши.

Матвею и крыть нечем, а все же ни отказа, ни приказа не дал.

Только успели Мишины рыбаки разобрать рыбу, захлопал катер: Василий Сергеевич приехал. Ни спать, ни отдыхать он не стал, а выбросил камни на берег, и вместе с бригадиром повез рыбу на приемный пункт, в Юшино.

Звено Миши спать ложится, а на смену Анна Егоровна со своими рыбаками поднимается. Еще с вечера велел им Матвей его дожидаться.

— Лодки с берега спустите да в порядок приведите, чтобы как гоголи плавали. Готовое кольё к берегу стаскайте. Сетки чините да кибасы готовьте.

На улице — любо глядеть. С утра дул ветерок, а теперь остановился и задремал под угревным солнышком. На реке вода не колыхнется. За Глубоцким шаром желтеют янтарные рассыпчатые пески.

Мужики стащили лодки на воду. Николай Богданов с Трифоном Окуловичем келдасы[41] налаживают, а все остальные — около склада: кто сети чинит, кто веревки распутывает да растягивает. Один конец на столб намотают, раскрутят до склада, натянут всей силой, привяжут другим концом за угол веревка туга, струной поет.

— Заместо скрипки годится, — говорит Параня.

— Вы, молодки, откуда скрипку-то знаете? — спрашиваю я.

— Как откуда? Миша-то у нас скрипач. Еще маленьким был, раздобыл он где-то старинную зырянскую скрипку — си-пудэк.

— Я такой еще не слыхивала.