Мать Печора

— А это та же скрипка, только у ней корпусок кругленький, струны волосяные и смычок волосяной. И так он мастерливо играть на ней выучился! На олимпиаде в Усть-Цильме его настоящей скрипкой наградили.

— Смотри-ка, — говорю, — у парня-то талант.

— У нас в Светлозерье, — хвастает Параня, — у кого талант, у кого два, а вон у Матвея — и не сосчитать. Мне одной не повезло: никакого таланта нет.

— Кому бы плакаться, да не тебе! — отвечаю. — В руках у тебя талант. Без таланта в руках ты вчера нельму упустила бы.

— Мне и Матвей то же сказал, — смеется Параня. — «Не простые, говорит, зрячие у тебя руки, у любого пальчика — глаза. Такие руки не проглядят дела. С такими, говорит, руками не пропадешь».

Перешли мы на склад. Матвей велел поплави набирать.

— А ты сама-то как думаешь? — спрашиваю я Параню.

— Про что?

— А про то, что Матвей говорил.

— Ясное дело, не пропаду.

— Да я не том… Талант свой ты в руках чуешь?

Параня покосилась на меня веселым глазом, подмигнула и говорит:

— А ты посмотри…

Тут в руках у Парани будто мотор заходил. Поплавь набрать — значит продернуть веревку вдоль обоих краев сети, из ячеи в ячею. И каждый раз надо попасть концом веревки в ячею, как нитку в иголку вдеть. Попробуй-ка угодить ниткой в игольные ушки, да так, чтобы руки одна к другой с размаху шли, раз — и вдел. А рядом другие иголки твоих рук ждут, успевай хватать да на нитку надевать: Раз! Раз! Раз!

Вот как работала Параня! Не успела я оглянуться, а она уж полконца набрала: ячеи на веревку, как игольные ушки на нитку надеты. Так ведь уши-то эти ниточные! Сколько их на сорока метрах насбирается?!

— Ну, — говорю, — и руки: как машинный челнок ходят!

В обед вернулся катер.

— Светлозерцы первые рыбу сдали, — говорит Матвей, и в глазах у него радость. — За одни сутки две с половиной тонны! Заведующий Иван Михайлович говорит: «Ранние петухи громко поют». — «Рыба спать не дает, — отвечаю я. — А что громко поем, так ты тихости от нас и впредь не жди. План, говорю, партией дан: горы выклоним, а план выполним!»

— Выполним, — отвечают в голос Анна Егоровна да Трифон Окулович, да Николай Богданов.

А молодежь помалкивает и переглядывается. Миша за всех ответил:

— Как не выполним, коли молодежное звено у нас будет…

У Матвея всю веселость как ветром сдуло.

— Нет, пожалуй, что не будет.

— Открывай тогда собрание. Вся бригада налицо, обсудить надо, говорит Миша.

— Бригадиру собрание не указ, кормщиком лодка не правит…

И не пересилить бы комсомольцам Матвея, да вступился Николай Богданов.

— Ты-то и кормщик, — говорит он Матвею, — да бригада не лодка. Вместе с тобой мы одно дело ведем. Ребята добра хотят, и обсудить предложение комсомольцев ты, Матвей Лукьянович, не отказывайся.

Николая и другие поддержали. Пришлось Матвею открывать собрание. И видно, что крепко обиделся старый бригадир.

— Что ж, говорит, — может быть, я, верно, добра не хочу? Собрание считаю открытым.

Да так и обед бросили. За тем же столом поднялся Миша и рассказал, что комсомольцы задумали.

— У нас, — говорит, — тогда комсомольская честь вся на виду будет.

— Вы, — говорит Матвей, — только о своей чести хлопочете. Одна у всех у нас большевистская честь, все вместе и воевать за нее будем. А то, говорит, — вы мне всю бригаду рассыплете.

Миша ему про соревнование толкует, а Матвей свое:

— Соревноваться, — говорит, — и сейчас можно. Анна Егоровна с первого дня тебя опередила. Вот и соревнуйтесь. Ну, до пожилого народа вам, конечно, не дотянуться…

— Как это не дотянуться?! — кричат комсомольцы в один голос.

— Так вот, товарищи молодежь, — заключил бригадир, — лиши договор со старшим звеном. Слово даешь — не зарывайся, а дал — не отступайся.

Комсомольцы успели только Анне Егоровне сказать: — Договор завтра напишем!

Сели в лодку, веслами махнули, были — да и нет.

Глядя на них, и Аннино звено заторопилось. Дообедали на скорую руку, скоренько собрались и тоже поехали.

8

На складе не налажено еще самое главное — стенки да ящики ставных неводов.

Ставной невод узнали мы только в колхозах. Даже самые богатые кулаки на Печоре про эти невода и думать не могли. Может быть, и по карману им были эти хитромудрые снасти, да зато не по разуму. Чем богаче был кулак, тем невод у него был хуже. Накупят малохоботных сеток-коротышек да и норовят, чтобы служили они пока не сгниют. Иной раз от своей жадности и убытки терпели, — так убыток этот опять не кулацкий карман чувствовал, а кормщик.

Колхозы по-другому дело поставили.

На чистом берегу мы будто дом из сеток строим. Забили Матвей с Гришей колья на четыре угла. Вокруг них растягиваем мы невод, развешиваем его от кола к колу, и на глазах у нас растет большой сетяной терем. Он и в самом деле похож на дом: и углы у него, и высокие стены, и широкие ворота — все есть. Издалека, как два забора, ведут к этому дому такие же высокие сеточные стенки.