Мать Россия! прости меня, грешного!

— Врач поступил опрометчиво, — наконец, глупо, но об этом потом. Сейчас мы должны пройти к больному. Вдруг в самом деле что-нибудь серьёзное — тогда потребуется срочное вмешательство.

— Ну, хорошо, хорошо. Мы пройдем к Борису — только вдвоем, тихо, так, чтобы не тревожить.

Борис лежал бледный; выражение испуга и страдания ещё держалось на его лице. Он вяло пожал руку друга, тихо сказал:

— Извини мать, она, как всегда, с причудами.

Морозов дал команду, и бригада приступила к делу. Расположили приборы, стали исследовать сердце. Морозов следил за работой кардиолога. Прошло с полчаса, но картина не прояснялась. Ни врач-кардиолог, ни Маркарян, ни сам Морозов не могли бы точно сказать: есть у больного инфаркт миокарда или тут что-нибудь другое. Больному сделали укол, и минут через пятнадцать ему стало легче.

— Что, свет-Владимир, задал я тебе загадку? — вяло улыбнулся Борис.

Елена Евстигнеевна сидела у изголовья и наблюдала за действиями врачей.

— Что тебе делал экстрасенс?

Морозов говорил серьезно, стараясь и тоном голоса не чернить самодеятельного целителя.

Ответила Елена Евстигнеевна:

— Глубокий, проникающий массаж.

Склонилась над Борисом, поправила одеяло. Поцеловала сына, сказала:

— Ты полежи, сынок, а мы пойдем в другую комнату, поговорим с доктором.

— Владимир — мой друг, говорите здесь.

— Нет, нет, сынок. Так нельзя, так не годится. Мы сейчас всё обговорим, и я вернусь.

Борис с раздражением махнул рукой. А Елена Евстигнеевна, увлекая Морозова в другую комнату, шептала на ухо:

— Экстрасенс громко, весело говорил Борису: «Инфаркта нет, инфаркта нет. И вообще — ничего серьезного. Ты устал и переутомился — легкий приступ. Я тебя живо поставлю на ноги». Вот эту последнюю фразу он повторил три раза.

И, словно боясь возражений, Елена Евстигнеевна горячо убеждала:

— Паршин немножко гипнотизер. Действует на психику — ну, как это сейчас? — психотерапия. Да, да, хорошо бы вам, Володя…

— Не спорю. У нас, врачей, есть правило — от времен Гиппократа идёт: беседа врача — тоже лекарство.

Морозов говорил не спеша, серьезно, и на лице изображал важную мину, — боялся обидеть Елену Евстигнеевну, заронив скепсис, который был бы ложно истолкован.

Врачи завершили цикл исследований, свернули приборы, стояли в ожидании указаний. Морозов попросил их идти к машине. Елене Евстигнеевне сказал:

— Картина сложная, окончательный диагноз не берусь ставить — предлагаю отправить Бориса в клинику.

— Нет. В клинику не поедем. Инфаркта нет, будем лечиться дома.

— Но я не сказал, что у больного нет инфаркта. Картина сложная.

— Диагноз поставил Паршин. Он не ошибается.

— Но позвольте, кто может поручиться? У нас приборы, новейшая методика.

— Методики меняются. Ты извини, Володя, пусть Борис лежит дома.

Елена Евстигнеевна была непреклонна; взор её горел неестественной силой, всем видом она говорила: мы примем свои меры.

— Хорошо, хорошо, — поспешил успокоить её Морозов. — Кому верить и у кого лечиться — ваше право, но, я надеюсь, вы, Елена Евстигнеевна, не лишите меня возможности бывать у вас и наблюдать больного. Борис мне друг.

— Разумеется, мы будем вам благодарны, если и вы не оставите своим вниманием, но прошу об одном: Паршину не мешать и ничего не делать вопреки его лечению.

Провожая Морозова, хозяйка достала с вешалки шляпу своего сына, показала врачу:

— Борис был в шляпе, когда с ним случилось это… сердечный приступ. Экстрасенс долго её нюхал и, не заходя в комнату и не видя больного, сказал: «Инфаркта нет!» Да, — удивительно, но это — факт! Он слышит тончайшие запахи. Говорят, собака различает два миллиона запахов, экстрасенс — больше. Да, да… — по запахам судит о состоянии человека.

Отослав бригаду в клинику, Морозов сел в свои «Жигули» и поехал на дачу. Ехал он тихо, и красота распустившегося июньского утра его не интересовала. Он был смущён и обескуражен случившимся. Все самые передовые силы и технические средства медицины были им подняты на помощь другу, но и они оказались бессильными поставить диагноз и наметить пути лечения. Уж не права ли Елена Евстигнеевна, больше доверяясь человеку с улицы, громко названному экстрасенсом, чем нам, врачам? И что такое — эти экстрасенсы? Большие нахалы, беспардонные лгуны, или они, в самом деле, способны видеть, слышать и чувствовать то, что сокрыто от обыкновенного человека?..

Сколько раз он убеждался в своём врачебном бессилии, и каждый раз при этом сомнения и печали заслоняли от него мир окружающей природы.

В тот же день вечером хирург Морозов снова поехал к Борису. Елена Евстигнеевна приняла его ласково, как родного.

— Боринька спит. Посидим на веранде, выпьем чайку.