Мать Россия! прости меня, грешного!

Чрезмерное возбуждение хозяйки было не случайным, она к Морозову имела особенный интерес. Ей только что позвонили из управления театрами, предложили на всё лето и затем осень ангажемент на роль консультанта одной оперной труппы. Однажды она в такой роли была уже на гастролях — ей очень понравилось быть наставницей балерин, консультировать, наблюдать, советовать, — теперь снова предложение, но как быть с Борисом? На кого оставить больного сына? Помочь тут мог только Морозов — с детства близкий, почти родной человек.

— Ах, Борис, Борис, — как ты не вовремя заболел! Мне предстоят гастроли, у меня голова идёт кругом.

— Положим Бориса в клинику, присмотрим.

— Была бы у тебя жена домовитая — тогда иное дело; а то и сам ты не ухожен, а тут ещё приятель. Ему бы сварить бульончик, напечь пирожков… Женский глаз и женские руки.

— А вы не волнуйтесь. Я подыщу няню — будет кормить его с ложечки.

Морозов знал: если предстоят гастроли и Елену Евстигнеевну приглашают, то в мире нет сил, способных удержать её на месте.

— Без вас театру не обойтись, а потому и разговаривать не о чем. Бориса положу в клинику: подлечим, поставим на ноги. Ну а там для закрепления пошлём в санаторий — может, я и сам с ним поеду.

Женское сердце исполнилось чувством благодарности.

— Нет ничего крепче и возвышеннее мужской дружбы. Пожалуй, самая пылкая любовь не может сравниться с этим благородным чувством. Ты рыцарь, Володя. Я теперь спокойно отправлюсь на гастроли. Об одном тебя слёзно прошу: к нему будут ходить экстрасенсы, — ты, пожалуйста, принимай их, не препятствуй, не мешай.

— Много их, экстрасенсов? — искренне удивился Морозов.

— Ну нет! Их трое. Я авансом выплатила гонорар — каждому. Верю им, как себе. Один — психотерапевт. Он ничего не делает; смотрит и — говорит. Но больше смотрит. Этот будет лечить от полноты. Второго вы видели. Третий — высший класс массажа. Всё лечит массажем.

— Массаж сердечному больному?..

— Да, представьте себе: массаж! — она подошла к шкафу показала на полки книг. Здесь вся народная медицина. В одном только Китае за всю его историю выпущено 3600 книг по народной медицине — и в них вся мудрость тысячелетий. И вся ли ещё?..

Голос Елены Евстигнеевны начинал звенеть от напряжения, — разговор принимал характер ссоры, и Морозов поспешил смягчить впечатление от своих слов. Он сказал:

— Вы, Елена Евстигнеевна, напрасно на меня нападаете; я и сам порой теряюсь ввиду очевидных фактов благотворного влияния иных нетрадиционных методов лечения. В жесткий массаж и сам я верю. При условии, конечно, если знают анатомию человека.

— Если бы массажист давил не туда, куда следует, он давно бы сидел за решеткой, — подал, наконец, голос Борис из другой комнаты. Он проснулся и слышал разговор об экстрасенсах.

— Вот именно! — согласилась Елена Евстигнеевна. Она была рада поддержке сына, втайне надеялась, что целители помогут Борису избавиться не только от болезни сердца, но и от причин, порождающих все его хворобы: ожирения, алкоголя, курения. Она не умела бороться с полнотой сына, но против его увлечений алкоголем и курением яростно выступала. Жизнь посмеялась над святыми чувствами матери. Борис ещё отроком произнес фразу, ставшую затем его жизненной философией: «Для чего и живём, если отказывать себе в этих маленьких радостях». Похолодело тогда сердце матери. Довольный, самоуверенный мещанин глаголил устами её сына — и смеялся над ней, скалил свои крепкие алчные зубы. «Сыночек мой! — прижала к себе Бориса. — Кто внушил тебе такое?..» — «У нас в школе все так говорят. И даже учитель по русскому языку и литературе — и тот сказал: ”Пить много — вредно, а пить в меру и умело — и сам Бог велел“». Много потратила красноречия Елена Евстигнеевна для разрушения этой философии, но не преуспела. Наоборот, чем больше страсти вкладывала она в свои слова, тем больше ел Борис, и пил, и курил. И вот они… эти «маленькие радости» обернулись большой бедой. Тут и медицина бессильна. Надежда теперь на одних экстрасенсов.

Елена Евстигнеевна поднялась, тронула за плечо Морозова:

— Мы с вами договорились: вы им не мешайте, и при этом условии я положу Бориса к вам в клинику. А теперь мы будем пить чай — вместе с Борисом.

Морозов смирился. В душе он смеялся над причудами экс-балерины, но желание помочь другу было так велико, что сделал смиренный вид, и даже, как будто, одобрял идею Елены Евстигнеевны с привлечением знахарей.

Глава вторая

Борис Качан лежал в отдельной палате; напротив, в углу, стоял телевизор, над изголовьем — книжная полка. Острая боль отступила, но оставалась в груди, пульсировала ноющая ломота. Временами она точно волна накатывала к самому горлу, отдавалась в верхней части живота, и долго, мучительно долго держала весь организм в холодящем душу оцепенении. Затем, точно насытившись, начинала спадать. Борис в такие минуты закрывал глаза, старался ничего не видеть, ни о чём не думать. Он и потом, после того, как боль отпускала, слышал во всём теле мертвенную стужу, а в руках и ногах такую вялость, будто он вечность таскал пудовые камни.